— Ну ты и насмешил, молодец! — удивился мужик. — Он никому ничего не платит. Его людишки, да слуги так все берут. Явно ты приезжий раз того не знаешь.
— Да-а, — заметил Василий протяжно. — Надо бы, наверное, челобитную вам царю подать, раз наместник так самоуправствует.
— Да подавали уже и что ж? Все писари трупами в Клязьме на дне лежат. Лучше уж молча терпеть, ведь спокойной жизни от этого упыря – наместника, все равно не видать.
— Может вы еще, что о лешем, который детей крадет, знаете? — спросил Василий.
— Ох, чур меня! — воскликнул мужик неистово крестясь. — Мои девять деточек слава Богу живы – здоровы, — и уже чуть тише, чтобы слышал только Сабуров, добавил. — Слыхивал об этой жути. У нас в деревне уже несколько малых деток пропало. Так мы всей деревней искали этого вурдалака мохнатого. Его один из парнишек малых видел, как он младенца в мешке утаскивал. Так почти пять суток мы с мужиками рыскали по лесам и полям окрестным, да вернулись ни с чем. Исчез этот леший, словно под землю провалился и дите с ним.
— А где деревня ваша?
— Я из Лосинки, отсюда недалече, версты две будет.
Оказавшись в горнице, которую им велела приготовить Милолика Дмитриевна, Василий устало присел на лавку. Людмила проворно умывалась, налив из кувшина воду в небольшое деревянное корытце.
— Странная какая-то история получается, — заметил Василий задумчиво. — Бабки, в том числе и мать наместника, которые первые сплетницы на дворах не видели этого лешего. А дети да простые мужики страшные сказы рассказывают, да еще и о том, что всей деревней пытаются изловить этого лешего, а не могут, словно он призрак какой. А еще мужик сказал, что в городе и по деревням много недовольных самоуправством и зверствами опричников, служащих у наместника. А что самое непонятное, что наместник не ведает ничего об этом. И все то у него хорошо в городе и спокойно. Словно не хочет этот Петр Федорович знать, какие у него в округе безобразия творятся. Не пойму ничего.
— Я тоже об этом думала, Василий, — кивнула девушка, уже вытирая лицо рушником и оборачиваясь к нему. — А еще у жены Нестерова, у красавицы этой Милолики аура бордовая с черным.
— Ты хочешь сказать... — тихо выдохнул Василий.
— Вот именно. И Милолика эта, наверняка, замешана делами с “Тайным схороном”.
— Да не может того быть, — не желая верить словам девушки отмахнулся Василий. — Она такой приветливой и доброй кажется.
— У тебя все красавицы приветливы, — произнесла резко Людмила. — Только красота обманчива может быть. Вспомни Ждану…
Нахмурившись, Сабуров задумался, все же не желая верить в слова монахини. Людмила же, желая убедить его в своей правоте, произнесла:
— Ты послушай внимательно стих колдуна:
— И думается мне, что эта Милолика и есть ворожея, — добавила уверенно девушка. — И красива она и аура у нее, как у нечисти…
— Да не похожа она на ворожею, — заметил Василий.
— Отчего ты так решил? Думаешь ворожат только старые ведьмы, да колдуньи горбатые?
— Почему? Не думаю я так, — набычился Василий.
— Думаешь, — обиженно ответила монахиня. — А меня послушать не хочешь.
Спустя два дня в город приехал Мирон. Разрешив все с детьми и почти загоняя своего вороного жеребца и пса Серого в дороге, по которой летел почти не останавливаясь, он прибыл во Владимир уже под вечер. Василий и Людмила рассказали обо всем, что узнали. За эти дни они выяснили, что жена наместника Милолика Дмитриевна часто тайком принимает у себя в горнице сотника Алябьева. А доверенный хромой слуга наместника Игнат, постоянно ходит в город по неким поручениям и возвращается бывает заполночь. Василий следил за Игнатом два дня подряд и оба дня хитрый изворотливый хромой парень умудрился исчезнуть из поля зрения Василия, скрывшись в людной толпе и Сабуров возвращался ни с чем.
Выслушав слова брата, Мирон вознамерился завтра же помочь Василию в слежке за Игнатом. Насчет же Милолики мнения молодых людей разнились. Василий ни в какую не хотел верить в ее причастность к “Тайному схорону”, уж больно она казалась ему добросердечной и любезной. Людмила же упорно настаивала на том, что эта женщина ворожея, которую надо опасаться. Мирон же не знал, чью сторону принять, и колебался. И Людмила, желая его убедить в своей правоте, даже выпалила:
— А мне вообще чудится, что не зря нас так привечают и пестуют дворовые слуги. И уж чересчур нам рады, да только и жаждут, чтобы мы остались здесь подольше.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил Мирон.
— Что опекают нас, как зайцев, из которых потом похлебку варят. И эта Милолика только с лица красива и тиха, а явно ведь, что и сотник Алябьев и ее муженек боярин под ее дудку пляшут.
— Да с чего ты это взяла? — опешил Василий от заявлений девушки.
— Не знаю, — ответила девушка. — Но сердцем чую, не желают нам здесь добра…