— Эх, молодёжь! Не чтите вы традиции, старших не уважаете, вот уже и обычаи забывать стали, — показательно закряхтел Бестужев, изображая шамкающего старика, но тут же гулко хохотнул. — Ладно-ладно, не кривись, будет тебе «методичка»! Вот как приедешь в гости, так сразу и получишь её… студе-ент.
В Москву я приехал через пару дней в сугубом одиночестве, оставив учениц на Апецке. И первым делом наведался в госпиталь к бойцам Толстого, оставленным на попечение Нулина. Те уверенно шли на поправку и уже вовсю флиртовали с медсёстрами, но о выписке пока и речи не шло. Осип Михайлович наотрез отказался отправлять бойцов на домашнее долечивание, аргументируя это необходимостью профессионального присмотра за нашими «сайгаками». Хотя я подозреваю, что причина была совсем иной: главврач просто не желал расхолаживать подчинённых, скучающих в госпитале без дела. Пришлось поспорить с доктором, но в результате мы сошлись на том, что бойцы отправятся к месту службы не позже чем через неделю. М-да, сколько здесь живу, какой только «магии» не видел, но возможности местной медицины до сих пор приводят меня в состояние тотального удивления.
Из госпиталя я рванул в Сокольники, нужно было подготовить дом к вечернему визиту, обещанному мне Бестужевым. Тот факт, что Валентин Эдуардович не пожелал назначить встречу у себя, меня несколько удивил, но возражать я не стал. Мне и самому куда уютнее в своём доме в Сокольниках, нежели в музейной обстановке шехтелевского особняка Бестужевых.
Как и положено дипломату, мой будущий тесть приехал точно к назначенному времени. Часы в гостиной как раз отбивали наступление восьмого часа, когда от ворот донёсся протяжный гудок автомобиля, и я отправился встречать гостя. Точнее, гостей.
Бестужев приехал не один, а в компании коллеги… и будущего родственника.
— Здравствуйте, Валентин Эдуардович, Анатолий Семёнович, — поприветствовал я выбирающихся из вездехода гостей.
— И тебе не хворать, Кирилл, — прогудел Бестужев с лёгкой улыбкой.
— Добрый вечер, Кирилл, — чопорно отозвался Вербицкий, подхватывая с сиденья машины небольшой кофр. — Уж извини, что без предупреждения…
— Пустое, я всегда рад вас видеть, — отмахнулся я. — Проходите в дом, я как раз чай поставил.
— Мы и от чего покрепче не откажемся, — переглянувшись со своим спутником, усмехнулся Бестужев и кивком указал выбравшегося из машины, и теперь сосредоточенно оглядывающего окрестности, охранника, — благо, есть, кого за руль посадить!
— Что ж, найдём и покрепче, — улыбнулся я, отворяя дверь.
Честно говоря, увидев Вербицкого, я было предположил, что это Бестужев таким образом решил облегчить мне задачу по сватовству, но уже через несколько минут разговора понял, что Анатолий Семёнович вообще не в курсе задуманной каверзы. То есть, Бестужев ему ничего не говорил, а значит, у визита Вербицкого есть какая-то другая причина. И она должна быть довольно веской, в противном случае тот мог бы просто пригласить меня к себе — хоть домой, хоть в присутствие. Впрочем, о том, что разговор будет серьёзным, говорил и настрой Анатолия Семёновича. Уж слишком сурово он выглядел на фоне улыбающегося Бестужева.
Угадал… почти.
— Гадаешь, с чего вдруг я решил заявиться к тебе в гости без приглашения или, хотя бы, предупреждения, Кирилл? — спросил Вербицкий, когда наша компания, уже устроившаяся за столом, покончила с привычным ритуалом приветственно-необязательной болтовни.
— Скажем так, мне очень интересно, что заставило уважаемого генерала, начальника самой одиозной специальной службы страны, сорваться с места ради встречи с обычным юнцом, — улыбнулся я в ответ.
— Вот смотрю я на этого молодого человека, Валентин, — Вербицкий неожиданно переключил своё внимание с меня на своего спутника, — смотрю и понимаю, что твой будущий зять до жути похож на тебя самого. Такой же вечно прибедняющийся хитрец… Разве что маски у вас разные. Ты всё «служивостью» прикрываешься, да так ловко, что многие всерьёз в эту чушь верят, напрочь забывая о Бестовых вотчинах, а Кирилл вот маску «обычного юнца» себе придумал. И ведь работает же… с теми, кто его не знает.
Резко развернувшись, Вербицкий наградил меня тяжёлым взглядом и, со вздохом водрузив на колени принесённый кофр, принялся выкладывать его содержимое на стол. Первым между блюдцем с печеньем и конфетницей лёг бумажный пакет, перетянутый алой бечёвкой, прихваченной сургучными печатями со вздыбленными единорогами[32]
. А следом за ним, потеснив заварочный чайник, на стол ровной стопкой легли ещё семь бумажных пакетов. Размерами чуть побольше, но упакованные несколько иначе. В частности, алую бечеву заменили чёрно-золотая и четырёхцветная, бело-сине-чёрно-красная, а на сургучных печатях красовался не личный царский, а государственный герб[33]. Я было потянулся к стопке пакетов, но Вербицкий перехватил мою руку и кивком указал на свёрток с царскими гербами.