Опричник. Том 1

— Сначала это… — проговорил Вербицкий. Пожав плечами, я взял в руки перетянутый алой бечёвкой пакет и, покрутив его, решительно резанул обвязку мелким воздушным лезвием. Развернув плотную бумагу, я обнаружил под ней небольшую, обтянутую чёрным бархатом шкатулку и небольшой конверт без каких-либо надписей.

— Открывай, Кирилл, — поторопил меня Бестужев. — Письмо потом прочтёшь.

Ну, потом, так потом. Тихо щёлкнул замок, и крышка шкатулки медленно пошла вверх. Увидев же содержимое богато украшенной коробки, я задумчиво почесал подбородок. Глянцево мерцающий чёрный кабошон в серебряном обрамлении не вызвал у меня никаких ассоциаций. Что это, награда? Ювелирное украшение? Если награда, то непонятно за что, а ювелирка… мне кажется, я совсем не подхожу на роль царского фаворита. Пол не тот.

— И что это за медальон? — протянул я, обводя взглядом своих гостей. Но нет, никаких усмешек-насмешек. Что Вербицкий, что Бестужев были предельно серьёзны.

— Знак гранда на замену твоей звезде мастера, — откликнулся Валентин Эдуардович, задумчиво рассматривая содержимое шкатулки.

— Интересно, — я вытащил символ статуса из коробки и принялся крутить его в руках, параллельно размышляя над смыслом «подарка». Странный чёрный камень при ближайшем рассмотрении оказался обычным обсидианом, да и серебряная отделка медальона не претендовала на сложность. В общем, бижутерия — и только. Качественная, да, но не более того… если не знать, что именно означает этот медальон, как символ. Пожалуй, круче будут только медальоны ярых. Рубиновый «маркиз» в золоте для огненных монстров, вроде покойного Георгия Громова. Изумрудный «багет» в чёрной бронзе для ярых Тверди, алмазный «триллион» в платине отличающий ярых Ветра, и аметистовая «груша»[34], словно капля воды в белом золоте для ярых Воды. Ну а гранды скромные, да. Нам и обсидиана в серебре достаточно. Ха.

Впрочем, как я уже говорил, дело не в цене медальона, а в его смысле. Точнее, даже в их количестве.

— Объясните мне, о многомудрые, неужто сей подарок означает, что опасность для служилых русских грандов миновала? — спросил я собеседников. Те переглянулись, и вместо прямого ответа, одновременно и молча ткнули в письмо, приложенное к подарку государя. Что ж, логично. Посмотрим, что пишет сюзерен.

Вотще! Короткое послание, написанное стремительным «летящим» почерком, не внесло никакой ясности. «Служить с честью… носить с гордостью…» и так далее. Общие слова и ни намёка на объяснения, если не считать короткого постскриптума: «Выслушай предложение В.Э. Если согласишься участвовать, надень знак на первом же официальном приёме. За наградами дело не встанет. Р.»

— М-да, цесаревичу ещё учиться и учиться у батюшки ведению переговоров, — протянул я, вручая письмо тому самому «В.Э.». Бестужев пробежал взглядом по записке и неопределённо хмыкнул. — Что скажете, Валентин Эдуардович?

— Скажу… — протянул тот и кивнул в сторону стопки нераскрытых пакетов, возвышающейся посреди стола. — Но позже. Сейчас разберёмся с остальными подарками.

Разобрались быстро, благо, никаких непоняток и двойных-тройных смыслов в этих свёртках не крылось. Извлечённые из пакетов, обтянутые четырёхцветной орденской лентой, шкатулки содержали скромные восьмиконечные кресты знака Ордена Святого Ильи, соответствующие удостоверения к ним, подписанные капитулом Ордена, и информ-кристаллы с электронной версией тех же удостоверений. В общем-то, ничего неожиданного… но надо было видеть лицо Вербицкого, когда он увидел имя своей дочери в одном из удостоверений. Впрочем, Бестужев от него не отставал, и рассматривал награду Ольги с не меньшим удовольствием и гордостью. Понятно… одно дело — знать о решении капитула, и совсем другое — держать в руках обещанную награду.

Но меня, если честно, сейчас интересовал совсем другой вопрос, о чём я не преминул напомнить гостям. Те с неохотой оторвались от разглядывания «подарков», но надо отдать им должное, профессионализм всё же взял верх над родительской гордостью, так что уже через минуту собеседники вновь сосредоточились и посерьёзнели.

— Что ж, пожалуй, начнём по порядку, — медленно произнёс Валентин Эдуардович, глянув на Вербицкого. Тот кивнул.