Опричнина. От Ивана Грозного до Путина

Интересна жалоба самого Петра: мол, очень трудно «одному человеку за столь многими усматривать». Однако, констатирует тот же А. М. Буровский, зачем же было создавать такую систему, при которой за всем и всеми приходится «усматривать»?[1011] В общем, мы видим: в результате преобразований Петра у всех без исключения сословий стало меньше прав. У частновладельческих крестьян – большинства населения – их не осталось совсем.

«Два народа»

Но гораздо хуже было другое: со времен Петра I народ России был как бы расколот на два народа – «русских европейцев» и «русских туземцев». У Ивана Грозного тоже было нечто подобное в виде Опричнины и Земщины – мы видели, что опричники не только вели себя, как оккупанты в завоеванной стране (впрочем, почему «как» с учетом того, что говорилось об их национальном составе…), но все же это деление было очень непрочно и самого Грозного не пережило, теперь же оно было доведено «до совершенства». При этом «русским европейцам» было приказано европеизироваться (в основном – внешне, как мы видели, и им было отказано во многих свободах, которые они имели ранее), тогда как «туземцам» категорически запрещалось европеизироваться даже внешне[1012].

Собственно, ничего специфически российского в таком «социальном апартеиде» не было. До 1789 г., например, во Франции считалось, что дворяне составляют один народ – «потомков франков», а «третье сословие» – другой, «потомков галлов». А в Англии в течение примерно трех веков после Вильгельма Завоевателя и было на самом деле два народа – англосаксы и завоеватели-норманны, даже говорившие на разных языках. Беда России, однако, в том, что это разделение пришлось как раз на столетия, когда формировался принципиально новый тип политической культуры. «Русские туземцы» оставались в этом плане на том уровне, на который были отброшены Петром.

Так, выходцы из черносошных крестьян в XVII в. становились богатейшими купцами, получали образование. Но уже при Петре такой купец, порождение допетровской эпохи, – редкость; а при Елизавете и Екатерине богатых и образованных купцов, пишущих книги (как Посошков написал книгу «О скудости и богатстве»), совсем не стало[1013].

Понятно, история не остановилась, и после смерти Петра наметилась тенденция к росту личной свободы. В 1730—1760-х гг. дворянство, которое было закрепощено Петром больше прочих сословий, проделало огромную работу в этом направлении[1014]: начиная с 1736 г., когда служба дворян была ограничена 25 годами (причем фактически дворян часто записывали в полки с пеленок, а то и в материнской утробе), и до 1762 г., когда дворян вообще освободили от службы (Манифест о вольности дворянства) это сословие из самого бесправного превратилось в самое привилегированное[1015]. И плохо приходилось тем императорам, которые эти отношения пытались нарушить! Вспомним судьбу Павла I, когда он снова попытался превратить дворян в «холопов государевых». А Николаю I, до самой Крымской войны пугавшему своим «жандармством» всю Европу, пришлось выслушать немало неприятных слов от своих «верноподданных помещиков», когда он стал подумывать об освобождении крестьян, причем определенные обязанности наложены были при этом не только на крестьян, но и на помещиков[1016].

Однако… рост уровня прав и свобод только «народа русских европейцев». Что же касается «русских туземцев», то, по крайней мере, крестьянство (более 90% последних) становилось тем бесправнее, чем больше «русские европейцы» получали прав и свобод, – от 1731 г., когда крестьянин перестал сам за себя платить подати (теперь это делал помещик; а ведь именно это в те времена делало человека членом общества), к 1765 г., когда крестьянам было вообще запрещено жаловаться на помещиков (сравним с указом 1669 г., когда помещика посадили в тюрьму за то, что заставлял крестьян работать по воскресеньям).

В 1775 г. Екатерина II отменяет пытки, но – для «русских европейцев»; а помещики в своих имениях продолжают пытать крестьян, поскольку они – «туземцы»[1017]; Салтычиха – самая знаменитая, но отнюдь не единственная; о подавляющем большинстве таких дел мы до сих пор не знаем. А. И. Герцен пишет (о середине 1830-хгг.): «Чтобы знать, что такое русские тюрьмы, русский суд и полиция, для этого надо быть мужиком, дворовым, мастеровым или мещанином (короче, «русским туземцем». – Д. В.)… Их («русских европейцев», даже репрессируемых за крамольную деятельность против власти, что при Николае I вообще делалось достаточно свирепо. – Д. В.) судьба не идет ни в какое сравнение с судьбою бедных бородачей»[1018]. А отдельные случаи пыток имели место и в конце XIX в.: так, в 1894 г. по обвинению в совершении языческого жертвоприношения (был найден расчлененный труп) арестовали 11 крестьян-удмуртов. Так вот, обвиняемых били и пытали, заставляя сознаться («Мултанское дело»)[1019].