А. Л. Янов считает: не было заговора. Просто после казни титулованного боярства к власти пришло боярство нетитулованное. И его представители (тут Янов проводит аналогию с XVII съездом ВКП (б) в 1934 г.) посчитали, что теперь пора заменить чересчур крутого правителя более умеренным. И намекают на Земском соборе 1566 г., что с Опричниной пора кончать. И «письмо трехсот» от 19 мая 1566 г. – тоже часть этих настроений. А Владимир Андреевич Старицкий вместо Ивана Грозного – вполне может рассматриваться, например, как Киров вместо Сталина. Между прочим, есть основания думать, что Старицкого поддерживал и народ. Так, когда в 1569 г. царь поручил своему двоюродному брату возглавить войско, предназначенное к походу против турок (об отражении турецкого похода на Астрахань речь в следующей главе), то народ встречал его, по пути на Волгу, с хлебом-солью, крестами и хоругвями, за что потом следовали казни и пытки[471]
.Есть мнение, что настроения в пользу Владимира Андреевича Старицкого подстегнули слухи об отречении царя, им самим распускаемые[472]
. Но если имело место опасение дальнейшей «ордынизации» России, то «простарицкие» настроения тем более понятны. Как бы то ни было, эту очередную «заразу свободы» необходимо было срочно «давить»! До заговора дело не дошло, резюмирует Янов, но Ивану достаточно было и разговоров[473]. Тем более что Старицкий еще в 1553 г., во время болезни царя, как мы видели, не только отказался присягать малолетнему Дмитрию, но и сам претендовал на трон[474]. Напугало царя, как сказано, и свержение шведами такого же, какой сам, тирана Эрика XIV в пользу его брата Юхана III.Так или иначе, самого Старицкого в начале (по другим данным – 9 октября) 1569 г. после формального короткого разбирательства прикончили (или заставили принять яд) вместе с женой (сестрой Курбского) и девятилетней дочерью Евдокией; тогда же убили и его мать Ефросинию (в монашестве тоже Евдокию). Попутно, кстати, прикончили и вдову родного царского брата Юрия Иулианию (в монашестве инокиню Александру), хотя совершенно непонятно, чем она-то провинилась, а с нею еще 12 человек[475]
. Однако это были неопасные люди, которые даже в том случае, если заговор был и если бы он удался, могли выполнять роль лишь зицпредседателей. Гипотетическое избрание Старицкого на престол зависело не от его партии, изрядно потрепанной еще с 1553 г., а от старомосковского боярства[476].За него теперь и взялись. Расправа с теми, кто, по мнению тирана, был опасен, началась раньше. Непосредственно в руководстве заговором был обвинен боярин конюший И. П. Федоров-Челяднин. Этот полоцкий воевода, не поддававшийся внушениям «из-за бугра», на «прелестные письма» польского короля Сигизмунда-Августа отвечавший, что, мол, «я стар для того, чтобы ходить в твою спальню с распутными женщинами и потешать тебя машкарством (маскарадом)», и даже предлагавший польскому королю оставаться «на польском королевстве», но «под властью царского величества» (то есть стать вассалом Москвы), тем не менее был ограблен до нитки (его не только присудили к огромному штрафу, но и взыскивали с него этот штраф четырехкратно (!), а через год – казнен по обвинению в намерении узурпировать трон.
Дело было так. 11 сентября 1568 г. царь собрал в своих покоях всех бояр, посадил на трон Федорова-Челяднина, которому приказал облачиться в царские одежды, а сам стал кланяться ему и говорить: «здрав буди, Государь Всея Руси! Вот ты и получил то, что желал, я сам тебя сделал государем, но я имею власть и свергнуть тебя с престола». С этими словами Грозный вонзил нож в сердце несчастному.
Затем последовала казнь многих видных «соучастников» (в том числе упоминавшегося X. Ю. Тютина)[477]
. Вотчины «узурпатора» были погромлены, причем по опрично-ордынскому обыкновению крестьян и челядь сгоняли в избы и взрывали порохом, амбары не только грабили, но и жгли, скот рубили[478]. Курбский сообщает, что и детей перебили, и «ни одной скотины в живых не оставили», а, например, в вотчине под Коломной «множество слуг вместе с семьями» перебили еще до официальной опалы Челяднина[479].Штаден пишет, что избивали без разбора друзей и знакомых конюшего, перед смертью вымогая у них выдачу всего имущества, у кого же нечем было поживиться, тех убивали прямо на улице[480]
. Как всегда, многих бояр московских обвинили в измене и заговоре, и в итоге по этому делу было казнено («отделано», как выражались опричники) примерно 450 человек только с марта по 6 июля 1568 г. Однако есть основания думать, что речь идет лишь о представителях знати и, возможно, также о некоторых других независимых людях.