Опричнина

Опричнина рассматривается Покровским в конце концов то как «акт династической и личной самообороны царя», то как учреждение, вызванное к жизни неудачами Ливонской войны, когда дворяне, неудовлетворенные в своих ожиданиях крупных земельных захватов в Ливонии, обратились к захвату боярских земель. Опричнина неожиданно оказывается переворотом, произведенным «коалицией посадских и мелкого вассалитета»[160]. Так как раздача опричных земель этим «политическим вождям помещичьего класса» (так Покровский называет опричников) «не означала ничего другого, как то, что рядом со старым, боярско-вотчинным государством, обрезанным больше чем наполовину, возникло новое, дворянско-помещичье», то, считает Покровский, устанавливался «новый классовый режим»[161]. «Экономический переворот, крушение старого, вотчинного землевладения, нашел себе политическое выражение в смене у власти одного общественного класса другим»[162]. Но Покровский глубоко ошибался. Никакого «нового классового режима» не устанавливалось, ибо сменившие, по его мнению, друг друга классы не были разными классами, а представляли собой только две общественные группы одного и того же господствующего эксплуатирующего класса.

Следовательно, попытка Покровского вскрыть социально-экономическую сущность опричнины в конечном счете оказалась неудачной. Задача марксистского освещения истории России XVI в. была поставлена, но еще далеко не решена.

Советская историография

С победой Великой Октябрьской социалистической революции историческая наука в нашей стране вступила в новую фазу своего развития. Всемирно-историческая победа пролетариата повлекла за собой и полное торжество марксистско-ленинского мировоззрения.

Классики марксизма-ленинизма уделяли большое внимание истории России, и, в частности, ее феодальному периоду.

Ключом к пониманию условий, в которых могла появиться опричнина, служит блестящая характеристика Московского государства накануне «нового периода», данная В.И. Лениным. Говоря об «эпохе московского царства», В.И. Ленин указывал, что тогда «государство основывалось на союзах совсем не родовых, а местных: помещики и монастыри принимали к себе крестьян из различных мест, и общины, составлявшиеся таким образом, были чисто территориальными союзами. Однако о национальных связях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то время: государство распадалось на отдельные «земли», частью даже княжества, сохранявшие живые следы прежней автономии, особенности в управлении, иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д.»[163].

В России XVI в. интенсивно росли предпосылки образования всероссийского рынка. Однако страна еще распадалась на отдельные земли и удельные княжества. Политическое единство страны не было еще в достаточной мере обусловлено единством экономической жизни. Поэтому борьба московского правительства с пережитками политической раздробленности наталкивалась на серьезные препятствия, определявшиеся экономическим уровнем, достигнутым страной в это время. Ленинская характеристика Московского государства предостерегает нас от преувеличенного представления о степени централизации в России XVI в., а следовательно, и о результатах объединительной политики русского правительства, достигнутых к исходу царствования Ивана Грозного.

Опричнину нельзя понять, не учитывая наряду с внутренними условиями напряженную внешнюю обстановку, в которой находилась Россия. Действительные и мнимые заговоры бояр в воображении царя связывались с изменой. Необходимость напряжения всех сил для успешного ведения Ливонской войны побуждала Ивана Грозного как можно скорее навести порядок у себя дома. «Он был настойчив, — писал Маркс, — в своих попытках против Ливонии; их сознательной целью было дать России

выход к Балтийскому морю и открыть пути сообщения с Европой. Вот причина, почему Петр I так им восхищался!»[164] Но наряду с дальновидностью внешнеполитических устремлений Ивана IV Маркс отмечал и «период сумасбродства Ивана»; он осуждал его за Новгородский поход, эту «кровавую баню», за последующие казни в Москве, где «произошли самые невероятные зверские сцены»[165].

В.И. Ленин применял термин «опричники», говоря о слугах самодержавия, палачах освободительного движения. В самый разгар революции 1905 г. он писал: «Старый порядок разбит, но он еще не уничтожен, и новый, свободный строй существует непризнанный, наполовину таясь, сплошь да рядом преследуемый опричниками самодержавного строя»[166].