Опричнина

В последние годы основное внимание уделяется вопросам источниковедения, в особенности, в связи с перепиской Курбского и Грозного. Основные итоги многолетней дискуссии подведены В.В. Калугиным — в области литературоведения и Ч. Гальпериным — в области истории[62]. Однако дискуссия продолжается, и снова В.Н. Козляков ищет ее смысл в психологических особенностях царя, опасавшегося всего двора в целом[63]. С.М. Каштанов выдвигает теорию об опричнине, как превентивном мероприятии, избавившем страну от «того типа феодальной раздробленности, которая во Франкском государстве стала развиваться с IX в. и привела к распаду централизованную монархию Каролингов»[64]. Видимо, прозорливость царя, опасавшегося того, как бы феодалы типа Шереметева не стали носителями политической власти, привела к тому, что Россия XVI в. избежала участи государства Каролингов. Но если последние, «начиная с Людовика Благочестивого, только шли на уступки земельной аристократии, то Иван IV обвинил в заговоре даже тех, кто и не помышлял об измене царю, и начал крушить сословие служилых землевладельцев в целом, чувствуя в нем главную опасность централизованной монархии»[65]. Пожалуй, комментарии излишни, как и упрек С.М. Каштанова в адрес A.A. Зимина, занимавшего якобы позицию «москвоцентризма». То же касается точки зрения Б.Н. Флори, прославляющего государственную политику Грозного как адекватную развитию России XVI в.[66].

Итак, и сегодня, более чем через треть столетия после выхода в свет труда A.A. Зимина, продолжается детальнейшее исследование различных сторон опричнины. Многим из них дал импульс A.A. Зимин — таким, как история Земского собора 1566 г., отношения церкви и царя и т. д. Однако количество версий о сущности опричнины и ее причинах не сократилось. Пожалуй, разноречие мнений так же велико, как и 100 лет назад. Закономерное или случайное; насколько закономерное и насколько случайное явление опричнина, до сих пор эти вопросы остаются предметом дискуссии. Но теперь к изучению этой проблемы исследователь подходит во «всеоружии» значительно большей суммы фактов, нежели четверть века тому назад, а может оценить ее, исходя из трагического опыта политической и социальной истории тоталитаризма XX столетия, в том числе и «большого террора». Предваряя подход некоторых наших современников. A.A. Зимин писал: «Тоталитаризм обычно связан с психозом, прежде всего тех, кто его осуществляет (см. Гитлер, Грозный). В этом закономерно проявляется логика самого строя. Ведь сверхчеловеки живут не среди людей, а в вымышленном царстве, отождествляя добро и зло со своей волей. Рост личного эгоизма приводит к торжеству сверхэгоизма государственного»[67]. Мысль о «государственном сверхэгоизме», дорого обходящемся подданным или гражданам страны», дает ключ к пониманию опричнины, ключ, которым сам Александр Александрович уже не успел воспользоваться. Однако в поисках истины об опричном семилетии исследователь опричнины вновь и вновь обратится к опыту одного из своих замечательных предшественников — опыту A.A. Зимина. Он не пройдет ни мимо его методических установок, ни мимо его выводов о конкретных проблемах опричнины — о судьбах боярско-княжеской вотчины, опричной территории, положении уделов, эволюции государственного строя, Земском соборе 1566 г. и т. д.

* * *

К своим трудам A.A. Зимин относился, как к детям, и пестовал их даже после того, как они, будучи изданными, покидали родительский кров и уходили в большую жизнь. Не исключение и эта книга. Авторский ее экземпляр испещрен вставками с новыми наблюдениями и сведениями, аргументами в пользу своей точки зрения. Почти все они перепечатаны самим A.A. Зиминым на отдельных листах, где указаны и дополнения за счет опубликованных ранее статей.