Опрометчивый поступок

Между тем туман потерял свою однородность, осел и распался на отдельные клочья, словно часть облачного покрова внезапно вздумала опуститься на землю. В некотором отдалении из него выступила вершина скалы. Легко было вообразить себе, что они невероятно высоко, там, куда достигают, пробив облака, лишь вершины самых высоких гор. Лидия побрела в ту сторону, Сэм за ней, но туман был чересчур прихотлив и вскоре снова сгустился в единое целое.

Никогда еще Лидии не приходилось наблюдать такое природное явление. Как жительница Лондона, она была хорошо знакома с туманом, но даже не подозревала, что он может вытворять что – либо подобное. Все это время они были словно внутри облака, которое перемещалось, опадало и росло, которое жило своей собственной прихотливой жизнью. Они были его пленниками, и если бы кто-то из них двоих отошел в сторону, то сразу бы потерялся.

Сэм сбросил свой груз. Лидия поняла это, когда саквояж соприкоснулся с землей, за ним последовал звук потише – это упал кролик. И то, и другое бесследно исчезло из виду. Следом пропал Сэм, словно нырнул, спасая тонущее имущество.

– Сэм, Сэм! – встревожилась Лидия.

Сколько она ни всматривалась в туман там, где он только что стоял, ей ничего не удалось разглядеть.

– Я здесь, – послышалось откуда-то снизу.

Девушка направилась на голос, бросив взгляд через плечо, – за ней в массе тумана оставался след. Это казалось нереальным. Сэм сидел на корточках в паре шагов от нее и сосредоточенно над чем-то трудился. Она не сразу поняла, чем он занимается, а когда увидела…

– Эй, перестань!

Он сунул нос в ее саквояж! Лидия рванулась, рухнула на колени и вцепилась в его руки, стараясь оторвать их от краев саквояжа. Несколько минут они молча рвали друг у друга громоздкий предмет. Девушке удалось свести края вместе, но не настолько, чтобы захлопнуть защелки.

– Не смей! – прошипела она.

– Я только хотел посмотреть, что тут у нас имеется, – оправдывался Сэм, не выпуская, однако, краев саквояжа из рук и удерживая его в полуоткрытом положении.

Возня возобновилась. Оба дышали сквозь стиснутые зубы, и Лидии было ясно, что она проиграет, если каким-то образом не убедит Сэма отступить.

– Не у нас, а у меня! Это мой саквояж.

– Я всю дорогу волочил эту штуковину на себе, а значит, имею на нее кое-какие права. К тому же в критической ситуации личное имущество становится общим.

– Я не позволю тебе присвоить мои вещи!

– Я и не собирался. Я только хотел произвести осмотр. Так сказать, оценить твои вещи на пригодность: что, если в них наша единственная надежда на спасение? Одна голова хорошо, а две лучше.

– Там нет компаса, – угрюмо отрезала Лидия.

– Но может быть, есть что-то другое, столь же полезное? Почему мне нельзя даже взглянуть? Что ты там прячешь?

– Ничего!

Сэм вдруг так резко рванул саквояж к себе, что пальцы Лидии соскользнули. Не теряя ни мгновения, он раздвинул края на всю ширь. Девушка забарабанила кулачками по его пальцам, потом вцепилась в них, царапая и оттаскивая, но они были слишком сильные и слишком крепко держали. Тогда она ударила его в плечо, в бок – везде, куда могла дотянуться. Сэм обратил на это не больше внимания, чем на нападки докучливой мухи. Он с увлечением рылся в саквояже.

– Нет! Нет! Нет!

Лидия вцепилась ему в волосы. Сэм оторвался от своего занятия и выпустил саквояж из рук ровно настолько, чтобы ухватить ее за оба запястья и тем самым полностью вывести из игры. Левой рукой удерживая ее слегка на отлете, он снова заглянул в необъятные недра.

Лидия была вне себя от ярости, она едва дышала. «Если бы Сэм отпустил ее, она снова набросилась бы на него с кулаками. Но странное дело – она отчетливо сознавала, как крепка его хватка на ее запястьях, с какой легкостью он обезопасил себя от нападения, и было в этом чувство сродни восхищению. Ей вдруг расхотелось сопротивляться. Возможно, она и проиграла потому, что воля к сопротивлению ослабела еще тогда, ночью, в объятиях Сэма. Она сознавала, что уступает, смиряется, принимает его очевидное превосходство.

Должно быть, это не укрылось от Сэма, потому что он неожиданно поднял голову от зияющего чрева саквояжа и устремил взгляд на Лидию. Он перестал свирепо хмуриться, на лице появилось слегка озадаченное, подозрительное выражение. Он не доверял ее внезапной кротости.

Лидия открыла рот, понятия не имея, что собирается сказать. Не было слов, чтобы описать то, что с ней происходит. Вместо того чтобы заговорить, она судорожно облизала губы. Прикосновение языка отозвалась во всем теле, словно рот разом стал втрое чувствительнее. Внизу живота возникло чуть заметное тепло и стало разгораться, мало – помалу согревая ее целиком. Дыхание сделалось прерывистым, частым, ей недоставало воздуха.