Оптимальный социум. На пути к интеллектуальной революции

А.Н. Разговоры об антисемитизме в интеллектуальной среде кажутся мне большим преувеличением (мне уже приходилось об этом говорить). Я не думаю, что все это реально существует. Точнее, это существует лишь как элемент реальности. Французы любят весь мир по телевизору и никого – в очереди за багетом. Некогда имперское сознание стало, увы, телевизионным. Что же касается антиизраилизма, то речь идет о политических играх – когда у вас имеется определенная карта, вы разыгрываете какую-то партию, и это совершенно нормально. Израиль, действительно, принято критиковать, принято относиться к нему как к агрессору и т. д., но все это связано с чисто политическими причинами, я бы не стал говорить о расовой или этнической подоплеке этой критики.

В конце концов, Бернар Анри-Леви – еврей, так же, как Андре Глюксман и некоторые другие люди, занимающие высокие посты. Сорок лет назад эти ребята играли в революцию, а нынче стали, с одной стороны, функционерами, а с другой – героями глянцевых журналов. Бездарный финал. Они не Че Гевары, но у них все же были идеи, которые они охотно обменяли на удобство, комфорт и хорошие зарплаты. Другой пример: Саида Кутба казнил Насер, «Исламские братья» были вынуждены разбрестись по миру, но остались верны своим принципам. Пусть они ненавидели всех, кроме Аллаха и его пророка, но эта ненависть была в тысячу раз искренней, чем вся революционная клоунада мая 68-го. Альтюссер был прав, когда рассмеялся, узнав о беспорядках на улице Ульм.

И.Г. Скажите, Париж остается одним из умственных центров мира, или же сегодня это не так?

А.Н. Париж вряд ли можно назвать умственным центром в том смысле, в каком его считали таковым сто или даже сорок лет назад. Но дело, вероятно, не в Париже. Сомнительно, что сейчас вообще существуют интеллектуальные центры.

Наше время напоминает эллинистическую эпоху: это время перемещений огромных масс, образования союзов, цехов, клубов по интересам и т. д. Объединяются специалисты по теории струн, или специалисты по Большому взрыву, или по Шекспиру. Но речь идет о центрах профессиональных, а не интеллектуальных, что далеко не одно и то же. Собственно, именно этим наше время отличается от эпохи эллинизма. Понимаете, в распоряжении Филона Александрийского была мировая культура, он мыслил не цеховыми и не клубными категориями и не ориентировался на друзей, а оперировал всей историей. Он придал трансцендентному качество философского концепта, дополнив им логическую картину мира, оставленную Аристотелем. Филон был интеллектуалом, и интеллектуалом был Сартр – при всем своем доморощенном социализме. Теперь интеллектуалами называют телеведущих и газетных аналитиков, сообщающих вам о колебаниях доллара на бирже или о зловредном Кремле и героическом Тбилиси (можно и наоборот). Вкратце – интеллектуализм не может ограничиваться цеховым интересом, он должен замахиваться на целое, на весь мир, на все время.

Обычно умственные центры возникали там, где был определенный человек, учитель, который не просто был носителем знания, но еще отличался пассионарностью и хотел давать, хотел инвестировать в будущее. Так вот, учителей почти не осталось. Профессор философии в Париже, Москве или в Лондоне не хочет быть учителем и им не становится. Он сам обретается посреди некоего полувиртуального, полуреального потока «элементарных частиц», которыми занимается система образования (говоря об «элементарных частицах», я имею в виду анкеты, конкурсы, гранты, зарплаты, зависть и главное – животный страх перед мыслью). Системе плевать, умеете вы думать или нет, – она заполняет вами свои пустые клетки.

Скажу вам больше: французская педагогическая система (как, впрочем, и многие другие) имеет одну особенность – она построена на унижении. Это знает каждый, кто через нее прошел. Вам говорят, что вы – ничтожество, и все ваши силы уходят на то, чтобы доказать обратное. Удается это немногим. Остальные принимают сие положение как факт и живут с ним до конца дней, причем парадокс в том, что жить легче именно с мыслью о своей несостоятельности. В вас воспитывают сознание Жюстины (де Сада), чье предназначение – ублажать своего господина. На мой взгляд, эта модель преступна, и нынешнюю эпоху трудно назвать иначе как дегенерированной, – хотя, конечно, я не могу при всем желании противопоставить ей некий золотой век, который никогда и не существовал.

Интеллектуалы, – а они есть и сегодня, – потеряли какое бы то ни было социальное значение, они больше никому не нужны. Их место заняли глянцевые пророки. Они расскажут вам, за кого проголосовать, какой купить пиджак и где пообедать. С кем? Вы это поймете сами. Вас учат современной политике, то есть – недуманию.