Оптинский старец иеросхимонах Амвросий

26 мая. Сего дня батюшка опять принял меня. Я говорила ему о своем раздражении и осуждении других. «Нужно смиряться, — сказал он, — раздражение и осуждение происходят от гордости». Нарисовал цепочку колечками и указал, что грехи, подобно цепочке, связываются один с другим и происходят один от другого. На мои слова, что хотелось бы пожить в уединении своею самостоятельной жизнью, он ответил: «Когда Лот жил в Содоме, был свят, а когда вышел в уединение, пал. Осуждать не нужно потому уже, что не знаешь чужой души. На себя больше смотри и, читая святые книги, к себе применяй и себя исправляй, а не других. А то будешь и много знать, да будешь, пожалуй, хуже других». Привел поразительный пример: «Разбойник тридцать лет разбойничал и, покаявшись, вошел в рай. А апостол Иуда находился всегда при Господе Учителе и под конец предал Его». Рассказывал еще несколько примеров из жизни людей современных. О каком-то графе Толстом, который был человек очень прямой и правдивый. «Умер он, — говорил батюшка, — и вот один монах (Досифей) увидел сон: стоит народ и ждет кого-то; и только что показался экипаж, все пали на колена. Монах же не хотел стать, но ему велели, потому что, как говорили, раб Божий проезжает. Он взглянул и увидел, что едет граф Толстой». Еще рассказал об одном помещике, промотавшем три имения: «Под конец жизни он пришел в монастырь и умер так, что дай Бог каждому из нас так умереть. Хотя и расточителен был покойный, но был и необыкновенно добр и прост душой. Вот и осуждай людей! Нужно иметь больше простоты». Даже привел еще в пример Д. В. П., который только что был у него, и сказал: «Какая у него простая душа! Значит, и в мире, и везде есть люди Божии». На мои слова, что хотелось бы иметь более средств к жизни, он сказал: «Не в богатстве дело, а в нас самих. Человеку сколько ни давай, не удовлетворишь его». Представил в пример одну богачку, бывшую тут в Оптиной пустыни: «Она была из бедных и вышла замуж за богатого, отец которому отделил при женитьбе большое состояние, а по духовному завещанию оставлял ему еще большую сумму. Жена осталась этим недовольна и стала подстрекать мужа, чтобы он заставил отца отдать ему при жизни завещанное им после смерти его. А ведь прежде ничего не имела. Вот как неутомима жажда приобретения!»

27 мая. Слава Господу! Я сегодня опять исповедалась у батюшки отца Амвросия. Верно, он, батюшка, молился за меня грешную, почему я гораздо более мира душевного ощущала, о чем и сказала ему. Как он, однако, прозревает внутреннее наше состояние! Начал с того, как он себя теперь чувствует. А затем уже говорил мне: «Ревность у тебя не по разуму; оставь других!

Иногда тебе кажется что-либо по наружности только, а душа каждого человека глубока; почему Господь двукратно запретил не только осуждать, но и судить». Я же ответила ему, что Господь же сказал: «Судите не по наружности, а судите судом праведным». Он пояснил эти слова так: «Суд праведный должен относиться к нам самим, а не к другим, и не по наружным деяниям должно себя судить, а по внутреннему состоянию или ощущению». Спросил меня о молитве, что я читаю; и когда узнал, что я больше молюсь своею молитвою, то заметил, что следует прочитывать и молитвы и акафисты, а иногда и псалмы. Но если есть внутренняя молитва, то следует тогда остановиться и молиться уже духом. Когда же нет такой молитвы, то читать молитвы. Коснувшись во время исповеди непочитания родителей, я должна была сказать о возмущении моем против излишней и даже, как мне казалось, немного фальшивой снисходительности и угодливости моей матери относительно меня, чего я без возмущения не выношу. «Надо судить о человеке, — сказал старец, — по его характеру. У тебя характер более сильный, а у нее слабый, и она действует по-своему, как может. Ведь и ты сама, обличая других, действуешь неодинаково и фальшивишь, когда слабому говоришь более настойчиво и резко, а более сильному и высокому более мягким тоном». Когда же коснулось об отплате злом за зло, то я заметила, что этого, кажется, во мне нет. «Будто бы? — воскликнул он. — А одним суровым взглядом своим отплатишь иногда так, что не забудут долго его». Он так верно показал мне мою слабую сторону, что я невольно бросилась просить у него прощение. «А о тебе, — продолжал он, — разве все судят праведно? Хвалят иногда, не зная хорошо твоего внутреннего состояния». На это я поспешила заметить, что именно горе мое, что меня больше хвалят, чем стою я. «Пусть хвалят, — сказал он, — ты на это не смотри, не отвечай и не спорь, а только сама сознавай в себе, стоишь ли ты похвалы или нет. Если будешь противоречить, то выйдет лицемерие, ведь тонкое чувство удовольствия от похвалы все-таки есть в тебе; да и те, которым ты будешь противоречить, не поверят тебе, поэтому, когда хвалят, не говори ничего, опусти глаза и молчи».