Оптинский старец иеросхимонах Амвросий

Сейчас мы видели, что батюшка отец Амвросий начал уже сильно разнемогаться. Еще в конце августа один посетитель, кандидат Московской духовной академии Ф. И. Д-ий, так писал о нем в своем письме к близкому ему человеку: «Когда я вошел в комнату (старца), и — надо признаться — не без некоторого трепета и замирания сердца, то увидел маленького старичка (когда-то он был высок ростом) лет под восемьдесят, в простеньком теплом подряснике и в монашеской шапочке, сидящего в кресле, бледного и слабого до последней степени. Кожа едва облегает кости, нижняя губа трясется; так и думаешь, что он вот-вот сейчас умрет. Если что живо в этом почти мертвом теле, так это глаза небольшие, светло-карего цвета, лучистые, добрые, наблюдательные и проницательные. В них будто сосредоточивается вся жизнь, и они представляют удивительный контраст с мертвенной бледностью лица и поразительной слабостью тела. Подлинно — дух бодр, плоть же немощна». Батюшка, по обычаю своему, с любовью принял посетителя и немало беседовал с ним, предрек ему службу в Польском крае; затем говорил о Московской академии; вспоминал про добрейшего профессора Федора Александровича Голубинского и полюбопытствовал о том, остался ли кто из его потомков. Наконец разговорились о высокопреосвященнейшем Московском митрополите Филарете. Про него старец Амвросий рассказал между прочим следующее: «Когда прекратились его поездки в Петербург, он хотел отказаться от митрополии и проситься на покой. Но прежде чем принять такое важное решение, митрополит вызвал в Москву престарелого и всеми уважаемого настоятеля Песношского монастыря игумена Назария176 и высказал ему свое намерение. “Что же вы, владыка святый, намерены делать на покое?” — спросил отец игумен митрополита. “Конечно, — ответил митрополит, — в уединении беседовать с Богом, молиться”. “Ну, погодите, — возразил отец Назарий, — сперва побеседуйте с бесами, а потом видно будет”. После такого разговора митрополит, как известно, не привел в исполнение своего намерения». Так старец, даже и в последние дни своего земного существования, был ко всем внимателен, ласков и любезен!

Всем было видно, что батюшка еле жив, но, как замечено выше, никто из окружавших его не ожидал близкой его кончины. Для него в начале сентября приготовлена была этим летом исправлявшаяся келья. По обычаю, отслужен был молебен с водосвятием, и старец из келий настоятельницы перешел в нее. Настоятельница же, всегда и во всем поступавшая по воле старца, в то время спросила его: «А где же мне, батюшка, благословите жить?» «Теперь, — ответил он, — можешь жить где захочешь». — «То есть как же это?» — «Да так, где хочешь, там и живи, — хоть тут, хоть там». — Опять намек на близость кончины, не понятый начальницей. В общине к этому времени хотя работы, по недостатку денег, сократились, но самые необходимые постройки все еще продолжались. Некоторые, особенно расположенные к старцу лица, по его благословению, строили для себя в общине кельи, чтобы поместиться здесь поближе к батюшке, между тем как дни его были уже сочтены. О сих последних днях мы и расскажем, со слов шамординских очевидиц, сколько возможно подробнее — день за днем.

21 сентября была суббота. По обыкновению, приехал из скита иеромонах служить у старца бдение, но батюшка с утра чувствовал себя слабее обыкновенного, а к концу дня так ослабел, что не мог слышать пения и чувствовал озноб. «Батюшка ослабел, батюшка захворал», — слышалось во всех концах монастыря. Все сильно встревожились, хорошо понимая, что для слабого, почти восьмидесятилетнего старца нужно немного, чтобы подкосить его жизнь. С другой стороны, мысль о том, что батюшка может умереть, была так ужасна и казалась такой невероятной, что никто на ней не останавливался. Все успокаивали себя тем, что «Бог милостив; да батюшке и нельзя умирать — он так еще нужен». Подобная борьба страха и надежды испытывалась и прежде каждый раз, когда старец сильно заболевал. Так было и теперь.

22-го, в воскресенье, батюшка стал жаловаться на боль в ушах; несмотря на то, он продолжал заниматься монастырскими делами, даже принимал некоторых посетителей, шутил и вообще был весел.