Оптинский старец иеросхимонах Амвросий

Так как всякий, стяжавший смирение с плачем, явственно видит все греховные приражения к душе своей и, употребляя против них самые действительные врачевства, все более и более алчет и жаждет правды или оправдания перед Господом, ища помощи Божией с великим рвением и таким образом совершенствуясь в жизни духовной, то и смиренный и плакавший старец Амвросий, как видим ниже (где ублажаются чистые сердцем), ясно видел все малейшие греховные пятна души своей, омывая их водою слез своих и отирая лентием покаяния. Ясно видимы были им, прибавим к сему, пятна греховные и в душах всех приходивших к нему. А потому не менее алкал он и жаждал правды, или праведности, перед Господом и в душах ближних, как и в своей. Со скорбию и даже с некоторым праведным негодованием смотрел он на тех из относившихся к нему, которые, по неразумию и нерадению своему, нечисто или и совсем не открывали ему своих помыслов греховных — чем легко врачуются души от сих, свойственных им недугов. «Враг наш невидимый, — говорил к таковым старец, — сам же вложит мысль греховную в душу человека, да тут же и запишет ее как его собственную, дабы впоследствии на Страшном Суде Божием обвинить человека». Приводя при случае к назиданию некоторых из учеников своих слова псалмопевца: Вси путие Господни милость и истина (Пс. 24, 10), — старец Амвросий так их протолковывал: «К ближним мы должны оказывать всякую милость, всякую снисходительность, а от себя истязывать всякую истину, всякую правду». Касательно и внешних отношений к братиям и посетителям старец строго держался правдивости или беспристрастия ко всем и никому не давал воли или потачки и не оказывал незаслуженного предпочтения. Говорил он как-то с одной духовной своею дочерью. Приехала в это время почетная женщина, о которой сочли нужным немедленно доложить ему. «У меня все равны, — сказал старец, — мышка и маленькая, да пойди поймай ее». Некоторые осуждали его, что он принимал все богатых, а бедным отказывал. Да, он принимал скорее богатых, но только не деньгами, а смирением. Потому нередко и случалось так, что смиренные богачи недолго ожидали приема батюшки, а бедные роптуны по неделе и больше ходили к нему, да и то иные не могли совсем попасть. А кроме сего, старец еще так рассуждал: «Бедняку, привыкшему к терпению, легче подождать лишнее время, нежели человеку высокопоставленному». При всем том смиренное расположение посетителей всегда брало перевес.

О милостивости старца Амвросия нужно ли говорить? Кто из знавших его не сподоблялся его милости, выражавшейся в различных видах? Он, по его же вышеприведенным словам, желал бы всех и всем удовлетворить, но о сем будет сказано ниже в последующих главах о любви старца. Ибо, по замечанию отцов подвижников, милость и любовь различаются только одними именами. Здесь же упомянем только о том, что старец, опытом дознавший цену милосердия и сострадательности к ближним, поощрял и детей своих духовных к этой добродетели, обнадеживая их в получении милости от Милостивого Бога за милость, оказываемую ими ближним. К монахине, заведовавшей детским приютом и всей погруженной в заботы о детях, приехала родственница и очень много говорила о Боге и о душевном спасении. Монахиня же, опомнившись, как за своими хлопотами о детях она мало думает о душе, со скорбью сказала старцу: «Вот, батюшка, мирская приехала да все о душе говорит и думает, а у меня всё Таньки да Машки из головы не выходят». В успокоение ее старец, усмехнувшись, ответил: «Ну, мы с тобой, видно, и на том свете с Машками да Таньками покажемся», — обнадеживая ее тем, что дела милости, по словам Писания, сильны избавить от вечной смерти.