Опция поиска

нехорошие поступки тянет. А самое главное, молиться многие не умеют. Считают, что

молитва – это заклинание магическое, произнес по бумажке, сколько надо, и готово,

ты, как вы только что выразились, в шоколаде. А это не заклинание, и святой – не

раб лампы. Его попросить надо, а не командовать: подай то, сделай это. Горячо

попросить, от всей души. И хорошенько подумать, прежде чем молиться, не будет ли

твоя молитва во вред. А бывает, что и не готов человек просимое получить, время

для этого не настало.

– Понятно, – не стараясь больше скрыть иронии, произнесла Лера. –

Унижаться надо. Да?

Она уже подруливала к решетчатой изгороди деревенского храма и

присматривалась, где бы половчее притормозить.

– Да не унижаться же! – всплеснула руками вконец расстроенная соседка. – Не

унижаться, а смиряться! Это разные вещи! Люди думают, что сами любую проблему

могут решить, сами себя сделали – как теперь любят выражаться. Образованием,

работой, бизнесом они обязаны только себе, даже здоровьем обязаны

исключительно себе, потому что посещают спортзал и не курят. Не замечают помощи

свыше, все успехи себе приписывают. А потом приходит беда, и начинает человек

тыркаться во все стороны, деньги по знакомым собирать. И бестолку. Потому что

деньги и знакомства не помогут здоровье близкому вернуть. Да мало ли бед на

земле, против которых человек бессилен! И если начнет человек себя видеть

реально и оценивать реально, то обратится к Богу и его святым. И такая молитва до

них дойдет. Особенно, если человек поймет, что не просто так ему послано

испытание, что живет он, может, неправильно, других обижает или еще что не по

совести делает. А как покается…

Больше Валерия терпеть это мракобесие не смогла и свою пассажирку

перебила, произнеся раздраженно:

– По-вашему, все живут неправильно? У людей вокруг столько бед, и все они

живут неправильно? Одни христиане хорошие, понятно, к тому и пришли. Но главное,

что я хочу вам сказать в качестве резюме: эта ваша идеология мне противна. Я ее не

принимаю. Паразитическая идеология. Что-то для себя выклянчивать – себя не

уважать. Кстати, если они и вправду кое-что могут, эти ваши святые, то отчего ж они

сразу на помощь не спешат, когда видят, что кто-то попал в беду? Значит, им по

кайфу, чтобы перед ними унижались. Или специально ждут, чтобы потом что-то с

тебя поиметь. Потому что никто ни для кого просто так ничего делать не будет, только

в долг и только за проценты. И никто и никогда не сможет меня в этом разубедить. Но

самое главное – мне не нужны никакие их благодеяния, чтобы потом по гроб жизни

ходить перед ними на задних лапах или в знак признательности им пятки лизать. Я

все привыкла делать сама, ни на кого не рассчитывать и ни от кого не зависеть.

– Да что вы такое говорите, Лера? – огорченно изумилась Любовь Матвеевна.

– Какие пятки? Какие проценты? Какие проценты у вас святой Николай Чудотворец

потребует? Или Целитель Пантелеймон? Не нужно мерить все по людским меркам,

Лера! Конечно, вокруг много корысти, особенно сейчас, когда капитализм, но святые

– они же потому и святые, что у них душа за нас болит, и помочь они хотят, и рады

нам помочь, и помогают многим! У них и на земле был смысл жизни в этом, а уж на

Небесах и тем более! Они слышат все наши молитвы, особенно, если ты не за себя,

а за кого-то другого молишься. И торговаться с ними не надо, плату какую-то обещать

или ждать от них подвоха. Вы все перепутали, у вас в голове полная мешанина! Это

только бесы сделки с людьми заключают, не приведи вас Бог с ними связаться. Вы же

образованный человек, Валерия Львовна, институт кончали. Про Фауста и

Мефистофеля неужели не слышали?

Валерия стиснула зубы, чтобы окончательно не поссориться с милейшей

Любовью Матвеевной. Про мешанину в голове – это было уж слишком. Да и

предыдущее…

Всё, что с такой патетикой и напором высказывала ей на протяжении пути

соседка, раздражало Леру неимоверно. Раздражало кондовым примитивизмом и

узостью ума, замешанными на глупых деревенских предрассудках.

Кроме того, Лере активно не нравилось, если ей пытались промывать мозги.

Она уже подзабыла, что сама спровоцировала дебаты и сама же подбрасывала

дровишки, и теперь злилась на неожиданный напор Любови Матвеевны, внезапно

осознав себя глупой рыбехой, которую пытаются загнать в расставленные сети,

громко шмякая по глади воды деревяшкой. Рыбехой ощущать себя было противно.

Она нейтрально улыбнулась в сторону непрошенной проповедницы и про

Фауста с Мефистофелем ничего не ответила. Очень кстати они подъехали к храму.

Любовь Матвеевна неуклюже выгрузилась из джипа, стесненно распрощалась

и, набрасывая на голову шелковый шарфик, направилась к воротам подворья. А

Лера, недовольная тем, что в их нелепом словесном поединке последнее слово

осталось за оппонентом, поехала дальше. К дому.

Однако дорожный спор все не выходил у нее из головы, и она на некоторое

время даже вышла из реальности, отвлекшись от личной катастрофы и продолжая

мысленно досказывать соседке всю дикость и несостоятельность ее представлений.

Мыслеформа соседки не уступала, продолжая нести всякую ерунду, и оставить