Opus 1

Вчера им пришлось заряжать планшет, потому что энергия в батарейке и в портативном аккумуляторе окончательно и бесповоротно закончилась. Ева очень нервничала по этому поводу, но всё прошло благополучно. Правда, вначале она пластиковой карточкой долго отковыривала у планшета крышку и сам аккумулятор, а затем Герберту пришлось поскучать, удерживая электрическое поле вокруг прижатой к клеммам стальной проволочки, но Ева на пару с Дерозе скрасили его ожидание небольшим концертом, так что в обиде никто не остался.

Наградой их усилиям послужила новая диснеевская «Золушка». Герберт, правда, в пух и прах раскритиковал принца: мол, правитель из него аховый, раз предпочёл союзу с сильным государством брак по любви, тем самым обрекая страну на большие проблемы, ибо «вера в добро разобраться с врагами и нищетой не поможет». В ответ Ева добродушно посоветовала ему не бурчать, на что получила тоже вполне добродушное хмыканье.

Тогда же Герберт и вручил ей вторую кружку, наполненную фейром до краёв. Вчера, когда они устроились перед планшетом. Просто достал её из пустоты, буднично пояснив, что это иллюзия. Поскольку от него принимать подобное подношение Ева не боялась, то наконец узнала, что фейр очень похож на зелёный чай с мелиссой, и очень даже вкусный.

Иллюзия у Герберта вышла чертовски правдоподобной. Что вкусом, что запахом, что тем, как глиняные стенки чашки грели Евины холодные руки. Идеальное дополнение к очередному уютному вечеру, оттенённому чёрно-белым холодом за окном: сегодня ночная тьма наконец-то сыпала снег вместо дождя.

– О чём это? – Казалось, её вопроса Герберт не услышал. Подперев подбородок рукой, он смотрел на экран планшета, где метались цветные столбики эквалайзера. И лежал рядом (теперь, на третий вечер, уже лежал), даже как-то мечтательно полуприкрыв глаза, внимая светлой побочной партии.

– Симфония? – Ева сама призадумалась над ответом. С «Неоконченной» всё было не так просто. – А тебе как кажется?

Некромант обвёл пальцем край почти опустевшей кружки. Слушал, пока свет лиричной мелодии в конце экспозиции не уступил место вступительной теме-эпиграфу – гнетущей, мрачной и торжественной, как тяжёлая поступь судьбы, – чтобы затем, высоко над тревожным волнением скрипок, повторно запел главную партию печальный гобой.

– Человек и рок. Любовь и смерть. Мечта и реальность. Их противопоставление. Их борьба. – Губы Герберта дрогнули в невесёлой усмешке. – Думаю, во всех случаях в конце победит не первое.

– Ты прав, – вспоминая минорный финал, признала Ева. Осмыслила всё, что он сказал, и горделиво добавила: – Во всём, пожалуй.

За два вечера, которые по обоюдному желанию они завершали «музыкальной паузой», Ева успела понять: в глубине души венценосный сноб – тонкий ценитель, не пасовавший ни перед сложными хитросплетениями полифонии Баха, ни перед дерзкими гармониями позднего Бетховена. И Рахманинова (и не только его) он действительно понимает.

И её игру оценил не потому, что к виолончели прилагалось симпатичное личико.

– Как, по-твоему, мы убьём дракона? – всё-таки спросила Ева, терзаемая любопытством и не самыми хорошими предчувствиями.

– Отправимся в его логово. Вместе с Мираклом – мы обо всём договорились. Постараемся, чтобы финальный удар нанесла ты, но, полагаю, пророчество не обидится, если он падёт от наших рук… учитывая все обстоятельства. – Указательный палец Герберта рассеянно стучал по глине в такт музыке. – Затем я погружу его в стазис. В нужный момент подниму, и мы разыграем нападение на столицу и твою героическую победу. Всё просто.

На словах и правда звучало просто. Но поскольку Эльен успел поведать Еве кое-что о здешних драконах, она сильно сомневалась, что на практике выйдет так же.

Тот самый дракон, которого ей предстояло одолеть, был одним из немногих представителей своего вида, ещё обитавших в Керфи. Он гнездился в заброшенном замке не столь далеко от Шейна (пара часов конным ходом), на пустынных землях, куда забредали разве что глупые коровы да овцы. Сотню лет назад огнедышащая зверюга досаждала людям периодическими налётами на города и деревни; когда же те всерьёз взялись за истребление его сородичей, дракон разумно счёл, что лучше поумерить пыл. С тех пор он и засел в замке, предпочитая поддерживать с людьми нечто вроде вооружённого нейтралитета. Шейнский дракон был одним из старейших и, соответственно, сильнейших, так что люди тоже не горели особым желанием с ним воевать – все предыдущие попытки выкурить гигантскую ящерицу из каменного гнезда заканчивались горой рыцарей средней степени прожарки, законсервированных в собственных доспехах.

– Ты уверен, что в пророчестве речь о драконе? Эльен говорил, тот дракон сидит у себя в замке и никого особо не трогает… Только скотом с пастбищ подкармливается. И то не слишком наглеет.

– Не знаю больше ни одного претендента на роль страшного смертоносного чудища, обитающего на Шейнских землях и способного «явиться» до конца года.