Opus 2

Не тратя время на изумлённое созерцание того, что оказалось внутри, взяла в руки книгу.

Книга была старой. Очень старой. Ева поняла это хотя бы по истрёпанной кожаной обложке без единой надписи. Жёлтые страницы с ровными чернильными строчками – куда толще тех, на которых при ней черкал Герберт – лишь подтвердили это. Наверное, пергамент, настоящий, кожаный.

Впрочем, Еве куда интереснее было содержание талмуда, зачем-то спрятанного там, где никто не ожидал бы отыскать книгу, чем форма.

Какое-то время она вглядывалась в керфианские строчки, пока магический переводчик подсказывал значение слов, выведенных каллиграфией тонкой, как росчерк ласточкиного крыла.

– Неужели это…

* * *

«…это записи Берндетта, – сказала Айрес, когда книга легла на стол по соседству с недоеденным пирожным. Кощунство, один взгляд на которое наверняка заставил бы Верховного Жреца освободить свой пост куда раньше, чем тот надеялся: трудно восхвалять богов с сердечным приступом. – Дневник, что он вёл, когда открыл ритуал призыва».

Но Верховный Жрец этого не видел, и потому сейчас благополучно завершал одиннадцатое песнопение, усыпляя внимание тех немногих, что дослушали до сего момента. Впрочем, все немедленно проснулись, стоило прозвучать финальному «ибо правдиво каждое слово моё», и зааплодировали так ретиво, будто их одарили величайшим откровением в жизни. Айрес не увидела бы Мирка, даже задери она голову, но знала – тот смыкает ладони с тем же рвением. Она сама благодарила за молитвы куда более сдержанно: бурные рукоплескания, по её мнению, пристали арене, но не этой площади.

Уэрт считал так же.

Двери храма остались открытыми, выпустив жрецов, и не могли предупредить о том, что настаёт главный момент дня. Однако заметить ещё одну фигуру в белом, спускающуюся по храмовым ступеням, было нетрудно.

Уэрта она увидела, лишь когда тот двинулся по освобождённому проходу, сопровождаемый гулом. Золотистые волосы, по традиции непокрытые, падали на ритуальную мантию – Айрес поймала глупую мысль, как сейчас ему должно быть холодно, если от мороза его отделяют лишь тонкий лён церемониальных одежд, похожих на нелепые эльфийские хламиды.

Глупой была не столько сама мысль, сколько желание это исправить.

«…записи Берндетта сгорели в Великом пожаре», – возразил Эдрилин Рейоль шесть лет назад, не подозревая, что ему не суждено увидеть, как его сын поднимется на трибуну, дабы войти в историю.

«Это ложь, которую наша семья тщательно хранит уже три века. Тот пожар устроил сам Берндетт, чтобы оправдать потерю записей. Поджёг дворец, обвинив врагов короны. – Айрес помнила, как улыбалась потрясению в их глазах. Наверняка слова были немного иными: и самая хорошая память не может удержать всего, но суть оставалась неизменной. – Он отдал дневник своему наследнику, когда тот готов был взойти на престол. С тех пор он передаётся от отца к сыну, от матери к дочери».

Когда Уэрт склонил голову, дабы принять финальное благословение, толпа на площади сомкнулась, отрезая путь назад.

Айрес почти не слышала, что говорил Жрец, вздымая руки к облакам. Лишь догадывалась, как губы Уэрта сжались, когда рукава старика едва не хлестнули его по лицу, и уловила среди воззвания к богу неуместное «окажи ему ту же милость, что явил Ты пращуру его» – Жрец дерзнул немного отойти от обычного «нашему освободителю». Впрочем, и случай был особый: после Берндетта на эту трибуну не поднимался ни один Тибель. Не для ритуала.

Айрес предпочла бы формулировку, не имевшую отношения к их предку. Лгать богу в лицо – не лучший способ завоевать его расположение.

«…и что там написано?» – оправившись от потрясения, спросил Эдрилин, приближая тот ужин к роковому концу.

Айрес ответила не сразу. Хотя ждала вопроса. Она прекрасно знала, что последует за ответом – и, понимая, как это глупо (так же глупо, как сейчас волноваться о том, что её наследник может замёрзнуть на пути до трибуны), всё равно тянула секунды.

Ответ разнёсся над столом в такой же тишине, в какой теперь народ следил, как Жрец кладёт ладонь на макушку Гербеуэрта тир Рейоля для последнего напутствия.

«Что Берндетт никогда не призывал Жнеца».

* * *

– И Айрес хранила его в сокровищнице? – выдохнула Ева, всё ещё пытаясь осознать, что именно держит в руках. – Серьёзно?

– А кто подумает, что там что-то, кроме брюликов? Особенно если шкатулка запечатана так, чтобы её смог открыть лишь законный король и избранный им наследник, и окружена таким количеством защитных чар, что уничтожить её можно только в Ородруине заодно с содержимым?