Opus 2

Мирана Тибель, в песочном плаще в тон мундиру, стояла вполоборота. Будто за спиной Айрес не дежурили шестеро, готовые вогнать в неё клинки, стоит новому Советнику по военным делам молвить слово. Сегодня площадь охраняли множество гвардейцев – иных Айрес узнала, – но на эшафот Мирана поставила лишь тех, в чьей преданности не сомневалась. Верный Сайнус пал во время восстания, Болер с Медибелем бежали, и из троих генералов Айрес в живых остался только Гордок. Говорят, он одним из первых велел войскам сражаться с драконом вместо того, чтобы усмирять бунтовщиков, а после – сложил оружие к ногам Мирка… Она этого не забудет, когда власть вернётся к ней.

Впрочем, незачем раскидываться людьми, защищавшими родной город, а после проявившими смекалку, чтобы остаться в живых. Лучше побеседовать с Гордоком по душам и выяснить, была то измена или тактический ход.

Чуть поодаль чернел другой старый знакомый: Дауд Дэйлион даже ради праздника не расстался с цветом, в который облачались его «ребятки». Они тоже слушали молитву, вот только не в толпе – Айрес любопытства ради взглянула на близлежащие крыши Зрением Изнанки, что не блокировали даже брас – леты.

Заклятия невидимости не могли скрыть всего.

Аларена Дэйлион также была здесь. Рядом с отцом (где же ещё) и на достаточном расстоянии от эшафота, чтобы её не задело, случись что-то, чего главарь «коршунов» явно ждал. У Айрес только зрел план, как отблагодарить Дауда Дэйлиона за поразительную забывчивость о том, кому он обязан своим нынешним положением, но страдания его дочери определённо займут в этом плане особое место.

Неподалёку, насмешкой богов, Айрес увидела капитана Шиэля – того, кто первым отказался стрелять в бунтовщиков. Когда он ещё был офицером, она лично вручала ему награду (у неё была хорошая память на лица). Когда он стал капитаном, Айрес доносили о нём… в последние часы её правления. Донесли и о том, что схватили его дочь – уже после того, как та побывала в пыточной камере, не рассказав ничего интересного. Охрана давно не советовалась с королевой, у кого и какими методами добывать информацию, если в жилах её носителя не текла голубая кровь. В дочери капитана городской стражи не текла, и сегодняшнюю молитву тот слушал в одиночестве.

Посоветуйся Охрана с ней, Айрес сказала бы, что это лишняя трата времени: если сам капитан Шиэль и мог знать что-то о побеге Миракла, он не подставил бы дочь под удар. Использовать Бианту Шиэль в качестве заложницы – здоровой и напуганной – было куда уместнее. В будущем она не забудет, что и самых верных псов лучше держать на очень коротком поводке… Ошибаются все, она не исключение. Без ошибок не бывает уроков: боль, и стыд, и желание избежать их, когда хоть раз ощутил их горький вкус, – самые надёжные помощники в обучении.

Айрес знала это лучше кого бы то ни было. Её покойный зять, так любезно подаривший ей Уэрта, тоже.

– …ни жизнь, ни смерть, ни сила, ни слабость, ни настоящее, ни будущее не отлучит нас от любви Твоей и Отца Твоего…

Взгляд королевы скользил по шапкам и капюшонам, приближаясь к трибуне, за которой высился помост для почётных гостей.

Соммиты тоже пришли. Куда же без них, без семейства, чей кошелёк подпитывал восстание. Отец, необъятный, как бочка для амелье, лиэра Соммит, дородная и невыносимо глупая, оба её сына и дочь, которую так наивно пытались представить возлюбленной Уэрта. Его первая любовь наверняка тоже сегодня здесь… в отличие от последней. Девчонка должна была появиться на балконе вместе с Мирком, но племянник вышел к народу один; Айрес подозревала подобный исход, и то, что её подозрения в который раз оправдались, не могло не радовать.

Едва ли присутствие девчонки могло что-то изменить, учитывая, что гномья рапира стараниями Айрес превратилась в обычный кусок железа, но…

– …излей милость свою на нас и благоволение своё на потомков наших…

Скользнув глазами поверх парапета гранитной трибуны и непокрытых голов жрецов, Айрес сощурилась, глядя на риджийских королей. Повелитель эльфов с супругой – пара, красивая до приторности, – слушали молитву так внимательно, будто их и правда могло интересовать воззвание к чуждым для них богам. Дроу, привыкшие жить во тьме, прятали глаза и лица в тени капюшонов; их Повелитель исключением не был. Королева людей восседала рядом – в раздражающих птичьих цветах своего рода, совсем как её отец. Айрес до сих пор помнила лицо Лилария Сигюра в день, когда тот выслушивал гневную отповедь от её отца: разгневанное, беспомощное, забавное – точно цыплёнок. Он даже кудахтал так же.