Не вступая в ненужные дискуссии, иду к командиру части. У него сидит еще какой-то подполковник. Объясняю ситуацию. Так и так, буду учиться дальше, нужна характеристика. Подполковник благосклонно кивает головой, по-глядывая на своего коллегу - вот, мол, какие кадры воспитываем.
- Так в чем же дело? - спрашивает он.
- Хвостиков отказывается писать. -
- Скажите ему, я приказал. -
Хвостиков стоит на крыльце казармы, за-думчиво рассматривая поднимающийся вверх дымок от сигареты.
- Товарищ лейтенант, у вас ручка с со-бой? -
- А что такое? - встрепенулся наш полит-рук.
- Командир части приказал, чтобы вы не-медленно написали мне характеристику. -
В канцелярии лейтенант долго сидит, моргает, кривит рот, уныло смотрит в чистый лист бумаги. Вздыхает:
- Не могу.... Рука не поднимается. -
- А давайте я вам продиктую, - предлагаю я.
- Не нужно, спасибо, - отрывисто бросает Хвостиков и начинает быстро писать.
Закончив, ставит ротную печать. Выхожу из канцелярии, читаю. "За время службы в ря-дах.... проявил себя с положительной.... отлич-ник боевой и политической.... инициативен.... с товарищами по службе....". Все так, все верно; вот, что значит правда-матка.
Вспоминаю, как в характеристике, нап-равленной вслед за мной из ВИИЯ, была замеча-тельная фраза: "Уставы Советской Армии знает, но не желает выполнять". Нет, честное слово, эта мне больше нравится.
Остались еще кое-какие дела. Беру у кап-терщика новое хэбэ и сапоги. Продаю ему за шестьдесят рублей заветную виияковскую ши-нель. Его приятелю за двадцать пять уступаю виияковские же яловые сапоги. Ну вот, теперь будет, на что в Москве погулять.
К дембелю я не готовился никак. А во-обще это целый ритуал. Приготовления к дем-белю начинаются чуть ли не за год. В последние полгода старик ни о чем другом больше не ду-мает.
Дело это тонкое. Во-первых, делается дембельский альбом. На этом специализируются доморощенные художники. Там есть все, что волнует стариковскую душу, например, картина, изображающая летящий по рельсам скорый по-езд с дымящим паровозом впереди. На вагонах надпись: "Дембель 1972".
Там и рвущие душу стихи, отражающие тонкие душевные порывы служивого. И, естест-венно, фотографии. Все это украшено виньеточ-ками, скрещенными пушками, знаменами, эм-блемами и другими страстями-мордастями.
За альбомом следует дембельская форма. В каждой части мода своя. Например, у нас счи-талось неприличным идти на дембель в парадке. Чаще всего дембель находил пэша - офицерскую полушерстяную полевую форму. Все ушивается и подгоняется, пока гимнастерка и галифе не об-тягивают счастливого обладателя, как перчатка. Главное, чтобы все было не так, как положено. Гимнастерка укорачивается. Пряжка ремня вы-прямляется, или, наоборот, сгибается чуть ли не пополам.
Капризна и причудлива дембельская мо-да. В ней масса нюансов, понятных лишь тон-кому ценителю и знатоку. Например, в одной части голенища сапог гладятся утюгом, чтобы на них не было ни одной складки. В другой, напротив, голенища должны быть смяты в эле-гантную гармошку, что тоже требует особой и кропотливой обработки. Так же вдумчиво гото-вятся фуражка, погоны и нарукавная эмблема.
Итак, все готово. Осталось дождаться приказа. В отличие от общепринятого на нашей планете грегорианского, в солдатском календаре конечной точкой отсчета служит дата приказа. Имеется в виду издающийся два раза в год при-каз по Советским Вооруженным Силам о демо-билизации и призыве следующего года. Если мне не изменяет память, приказ выходил 20 ап-реля и 20 октября. Это великие вехи. Каждый солдат в любое время дня и ночи скажет вам, сколько ему осталось служить до приказа. После приказа старик поднимается еще на одну сту-пень и становится дембелем. Он уже не служит, он сидит на чемоданах и ждет. Может быть, до-мой военный поедет только через два месяца, но все, внутренне он уже отслужил.
Такой самообман вообще распространен очень широко. Например, солдату полагается двадцать граммов масла в день. Масло выдается утром за завтраком. Так вот, согласно традиции: "Масло съел, день прошел". То есть, в личном календаре этот день уже зачеркивается. Уже с утра он как бы прожит наперед и перестает су-ществовать.
Все тонкости дембельского бытия оста-лись для меня в стороне. Почему-то не волнова-ли меня ни дембельский альбом, ни дивные са-поги гармошкой.
Последний армейский обед. С ним связ-ана еще одна традиция. Обычно бачок с пусты-ми мисками выносит из-за стола один из моло-дых. Но в последний день своей службы бачок выносит дембель. А все сидящие с ним за од-ним столом стучат при этом ложками об стол.
Встаю, машу рукой сидящему на дальнем конце стола молодому:
- Толкни-ка сюда бачок! -
Не торопясь, несу бачок по широкому проходу через столовую. Вокруг творится что-то невообразимое. Ложками стучит вся часть, пять-сот человек. Со всех сторон мне что-то кричат знакомые и незнакомые пацаны. Они радуются за меня, что меня, наконец-то, отпустили, что я еду домой. Даже не подозревал, что меня знает вся часть. Рев стоит такой, что слышно, навер-ное, за километр.