Опыт автобиографии

Арнольд-хаус,

Сандгейт, Кент.

7 июня 1900 г.

Дорогая мамочка!

Так как близится срок, посылаю ежеквартальные пятнадцать фунтов и надеюсь на следующей неделе тебя повидать. Было очень приятно получить письмо от Фреда, — правда ведь? — а к этому времени, уверен, он прочитает все письма, которые ты ему послала с самого начала войны. Сколько их у него накопилось!

Мне не понравилось, что ты «отложила» пять фунтов. Я не хочу, чтоб ты экономила и копила деньги, которые я тебе присылаю. Их не так уж много, и ты должна тратить их целиком и устраивать жизнь как можно приятнее.

Посылаю тебе также первый отзыв на «Любовь и мистер Льюишем». С момента его появления они успели уже продать тысячу шестьсот экземпляров в Англии и две тысячи пятьсот в колониях, и, думаю, с точки зрения доходности, это лучшая книга из по сию пору написанных.

Передай привет отцу и Фрэнку. И поверь, что я остаюсь твоим любящим сыном

Берти.

* * *

Сохранились десятки подобных писем, но и приведенных достаточно, дабы показать стиль и манеру и что я из себя представлял в те годы. Просматривая их, я, кажется, в первый раз обратил внимание на то, как постепенно выхолащивались наши отношения — неизбежное следствие разницы во взглядах, опыте и круге общения. Мне захотелось сопоставить эти письма с другими образчиками, тогда мною написанными, и я, пролистывая страницы «Сатердей ревью» (1894–1897) в поисках своих публикаций, обнаружил одну любопытную вещицу. В ней тоже проглядывает нечто сходное. Вещица эта из «Сатердей ревью» не была перепечатана, и, по-моему, ее уместно будет здесь привести в качестве дополнения. В ней то же чувство усталости и неуверенности и та же тоска по семейному теплу. Боязнь остаться одному в целом не имела под собой почвы. Я мало-помалу научился ладить с людьми — это не то, что Арнольд Беннет называет «умением жить», но что-то очень близкое. Мне не приходится сетовать на отсутствие друзей или любовных связей, и до сегодняшнего дня я не жалуюсь на одиночество. И хотя я никак не наездник, никогда не занимался никаким аристократическим видом спорта и не принадлежал к такого рода клубам, жизнь не обделила меня тем, что составляет ее прелесть, да и приходило это ко мне всегда своевременно.

Excelsior[9]^{152}

Что бы ни говорили, но подниматься вверх по житейской лестнице не такая уж радость. Хотя юный пролетарий, счастливо барахтающийся в сточной канаве, вряд ли так думает. Едва он обретает способность к самооценке, учителя злоумышленно принимаются растравлять его честолюбие; он устремляет свой взор к далеким сияющим вершинам, и они кажутся ему донельзя привлекательными. Словоохотливый Смайлс^{153} набалтывает ему о людях, которые поднялись выше некуда, не обмолвившись ни словом о том, какие опасности встречаются на этом пути. Никто не предупреждает его о цене и расплате. Толкуют лишь о том, с каким бесконечным наслаждением он будет взбираться наверх. И молодой пролетарий, чувствуя силу в мышцах, с доверием пускается в путь, обращаясь к книгам или купле-продаже — смотря по склонности.