Опыт нелюбви

– Потому что она не при мне появилась и не при мне исчезнет, – глядя в его ненавидящие серые глаза, сказала Кира. – Чехов уже давным-давно это объяснил. – И, не заботясь больше о том, что может вызвать у него насмешку, она произнесла четко и раздельно: – Он сказал, что в жизни, даже в самой пустынной глуши, ничто не случайно, все полно одной общей мысли, все имеет одну душу, одну цель, все часть одного организма, чудесного и разумного. А случайно это все только для того, кто и свое существование считает случайным! – Она помолчала и добавила: – Я не считаю свое существование случайным. А ты – не знаю, не понимаю! Ничего я в тебе так и не понимаю. И, Витя… – Кира помедлила, но все-таки сказала: – И не хочу понимать. Мы с тобой разные существа. Свела нас зачем-то жизнь, зачем – не знаю. А теперь – разводит.

И, не глядя больше на Длугача, Кира пошла к выходу из номера. Только у двери она заметила, что до сих пор держит в руках белый махровый халат с вензелем «Империала». Она положила халат на резную табуреточку у вешалки и вышла не оглянувшись.

На Ринге было так тихо, как будто не бульвары это в самом центре города, а Венский лес в предгорьях Альп.

«Не успели мы в Венский лес съездить, – подумала Кира. – Жаль».

Она многого не успела увидеть в Вене. И поняла вдруг, что сожалеет обо всем этом, не увиденном, больше, чем о расставании с Длугачем.

«Мы точно расстаемся?» – спросила она себя.

И ответила:

– Да. Без сомнения.

Улица была пустынна, поэтому Кира произнесла это вслух, и даже громко.

И как только прозвучали эти слова, она почувствовала такую легкость, словно воздух, чистый, острый воздух осенней Вены всем своим живым составом хлынул ей в легкие.

«Долг, жалость… Не может это держать людей вместе. И незачем мне себя обманывать. И его тоже. Он не заслужил, чтобы я его обманывала».

Она шла медленно, листья шелестели у нее под ногами. Скользнул мимо в темноте одинокий велосипедист, мелькнули огоньки на колесах – будто всадник пролетел или легкий призрак. Фантом Вены.

«Все скажут: с ума сошла – такой мужчина, за счастье должна считать!.. Да кто такое скажет? Люба, что ли, или Сашка? Даже Царь, наверное, ничего такого не сказал бы, если б я с ним советоваться вздумала».

Кира не особенно посвящала друзей в перипетии своей личной жизни, хотя об ее отношениях с Длугачем они, конечно, знали. Сашка поддразнивала, Люба давала советы, из которых Кира, впрочем, не извлекала толку, Федор… Царь в своих редких письмах на эту тему не высказывался – вряд ли его интересовали такие тонкости. И никто из них, конечно, не стал бы говорить, что она должна зубами вцепиться в «такого мужчину».

Эта мысль почему-то ободрила Киру. Словно детство подмигнуло ей подбадривающе.

Она шла, шла и незаметно дошла до Оперы. Вспомнила, как Длугач сказал два дня назад, когда они пришли сюда на «Иоланту», что он ожидал большего. Кира даже удивилась: надо же, какой ты знаток оперы, оказывается! А он объяснил, что имеет в виду зал – тот выглядит каким-то потертым. Кира тогда обиделась, как будто он назвал потертой ее, а не Венскую оперу, и принялась объяснять, что этот зал являет собою искусство в самом чистом его виде…

Сейчас ей было стыдно об этом вспоминать, а почему, она не понимала.

Было во всем этом – в его насмешке над тем, чего он не в силах понять, в ее попытках объяснить ему то, что в двух словах объяснить невозможно, – что-то неправдоподобное. Или неправдивое? Но ведь она не обманывала его ни в чем, откуда же вдруг взялось у нее ощущение неправды, басенной какой-то фальши собственных слов, обращенных к нему?

Эти мысли окружили ее осторожно и назойливо, как паутина, и Кира поспешила их отогнать.

Решение было принято, и как она ни вглядывалась в себя – не находила сожаления ни в сердце своем, ни в разуме.

Разум ее вообще был рационален чрезвычайно, поэтому начал уже работать в практическом направлении: Кира задумалась, где ей переночевать. Размышления эти были неприятны тем, что поиски ночлега должны были начаться с возвращения в номер. Как ни крути, а это неизбежно, потому что она выскочила на улицу без денег и документов.

«И что в этом, собственно, такого? – подумала Кира. – Придешь, вещи соберешь… Бросится он на тебя, что ли? Да нет, молча будет смотреть, как ты собираешься».

Сколько бы она ни говорила Длугачу, что не понимает его, предсказать его поведение в этой ситуации было возможно.

Но не по себе ей становилось, когда она представляла, как собирает вещи под его пристальным взглядом. Даже если он в другую комнату выйдет – номер просторный, с аркой, – все равно неприятно.

Ладно! Какой толк откладывать то, чего все равно не можешь избежать? Кира взглянула последний раз на подсвеченную Оперу и повернула обратно.

Парадная лестница начиналась в «Империале» прямо у стойки портье.