Опыт о человеческом разумении. Кн.1. 1689.

15. Какие вероятности определяют согласие? Но и этому есть предел. Если человек старательно исследовал все основания вероятности и неправдоподобия, сделал все возможное для добросовестного ознакомления со всеми частностями и подвел для той и другой стороны окончательные итоги, то в большинстве случаев он может прийти к признанию того, на какой стороне находится вероятность для всего в целом; некоторые доводы в рассуждении, являясь предположениями на основании всеобщего опыта, бывают столь убедительны и ясны, а некоторые свидетельства о фактах столь всеобщи, что он не может не согласиться. И мне кажется, мы можем вывести следующее заключение: относительно положений, где при всей важности приводимых доводов есть достаточные основания подозревать обман в словах или существование столь же достоверных и значительных доводов для противной стороны, там согласие, воздержание от него или несогласие есть часто действия произвольные. Но где доводы таковы, что делают это в значительной степени вероятным, и где нет достаточного основания подозревать словесный обман (который можно обнаружить с помощью трезвого и серьезного размышления) или существование столь же сильных, но нераскрытых доводов для другой стороны (а это в некоторых случаях для рассудительного человека может стать ясным из природы самого предмета), там человек, думается мне, взвесив все, едва ли может не согласиться со стороной, которая обнаруживает большую вероятность. Может ли быть вероятным, что беспорядочная смесь типографского шрифта часто будет падать в таком стройном порядке, который отпечатает на бумаге связное рассуждение, или что слепое, случайное соединение атомов, не руководимое разумной силой, часто будет создавать тела каких-нибудь животных? В таких случаях, я думаю, ни один мыслящий человек нисколько не будет в затруднении относительно того, на какую сторону стать, и вовсе не будет колебаться в своем согласии. Если, наконец (когда вещь по своей природе нейтральна и зависит всецело от свидетельских показаний), невозможно предполагать, чтобы против факта имелись такие же беспристрастные свидетельства, как за него, что можно узнать путем исследования (например, жил ли семнадцать веков тому назад в Риме такой человек, какЮлий Цезарь), то в таких случаях, я думаю, ни один разумный человек не может отказать в своем согласии; оно скорее с необходимостью следует за такими вероятностями и присоединяется к ним. В других, менее ясных случаях, я думаю, человек властен воздержаться от согласия и, быть может, довольствоваться имеющимися доводами, если они благоприятны для мнения, соответствующего его влечению или интересу, и таким образом воздержаться от дальнейших изысканий. Но чтобы человек дал свое согласие той стороне, которая, он видит, имеет меньшую вероятность, это, мне кажется, совершенно нереально, сделать это столь же невозможно, как поверить в то, что какая-нибудь вещь вероятна и невероятна в одно и то же время.