Опыт о человеческом разумении

13. Что такое свет в уме? Свет, истинный свет в уме не может быть ничем иным, кроме очевидности истинности положения. И если это не есть положение самоочевидное, то весь возможный для него свет исходит из ясности и силы доводов, на основании которых оно принимается. Говорить о каком-нибудь другом свете в разуме — значит погружаться во мрак или отдавать себя во власть князя тьмы и с собственного согласия поддаваться обману, верить в ложь. Ибо если сила убеждения должна быть нашим путеводным светом, то, я спрашиваю, как отличить наваждения сатаны от вдохновений святого духа? Сатана может принять вид ангела света. И ведомые этим сыном зари[395] столь же полно уверены в своем просветлении, т.е. так же твердо убеждены в том, что они озарены божьим духом, как и те, кто действительно озарен: они покоряются и радуются ему, руководствуются им в своих действиях. И если судить по твердости их веры, то никто не может быть более уверенным и более правым, чем они.

14. Об откровении должен судить разум. Кто не хочет поэтому отдаваться всем нелепостям наваждения и заблуждения, тот должен проверить этот внутренний путеводный свет. Создавая пророка, бог не уничтожает человека: он оставляет все его способности в их естественном состоянии, чтобы он мог судить, божественного ли происхождения его вдохновение или нет. Озаряя ум сверхъестественным светом, бог не гасит естественного света. Желая заставить нас согласиться с истинностью какого-нибудь положения, он либо делает эту истину очевидной при помощи обычных методов естественного разума, либо дает нам знать, что он хочет нашего согласия с этой истиной в силу своего авторитета, и убеждает нас в ее божественном происхождении некоторыми знаками, в которых разум не может ошибиться. Разум во всем должен быть нашим последним судьей и руководителем. Я не хочу сказать, что мы должны советоваться ,с разумом и исследовать, можно ли положение, полученное от бога, вывести из естественных принципов, а если нет, то нельзя ли нам отбросить его. Но мы должны советоваться с разумом и с его помощью исследовать, является ли данное положение божественным откровением или нет. И если разум находит, что оно получено путем божественного откровения, то признает его, как всякую другую истину, и включает его в число своих предписаний. Если судить о своих убеждениях мы сможем только по их силе, то всякая причуда, основательно возбуждающая наше воображение, должна считаться вдохновением. Если разум не должен исследовать их истинности на основании чего-то внешнего по отношению к самим убеждениям, то у вдохновения и наваждения, у истины и лжи будет одно и то же мерило; и тогда их нельзя будет различить.

15. Вера не есть доказательство откровения. Если этот внутренний свет или всякое положение, которое мы под этим названием принимаем за духновенное, сообразовывает с принципами разума или с божественным словом, являющимся засвидетельствованным откровением, то разум подтверждает его, и мы можем спокойно принять его за истину и руководствоваться им в своих убеждениях и действиях. Но если оно не получает засвидетельствования или очевидности от одного из этих правил, мы не можем принять его за откровение или даже просто за истину, пока не получим другого признака, что оно является откровением помимо нашей веры в это. Таким образом, мы видим, что святые древних времен, имевшие откровение от бога, помимо этого внутреннего света уверенности в их умах располагали чем-то еще, что служило им свидетельством его божественного происхождения. Они не были предоставлены исключительно собственному убеждению в том, что это убеждение исходит от бога, но имели и внешние знаки, подтверждавшие им, от кого исходят эти откровения. А когда им нужно было убедить других, они способны были защитить истинность своего небесного поручения и видимыми знамениями подтвердить божественную силу миссии, с которой были посланы. Моисей видел горевшую, но не опаленную купину и слышал из нее голос. Это было нечто большее, нежели простое побуждение идти к фараону, чтобы вывести своих братьев из Египта. Но и это, по мнению Моисея, еще не давало ему достаточных оснований, чтобы идти с такой миссией, пока бог другим чудом — превращением его посоха в змею — не уверил его в том, что он имеет силу подтвердить свою миссию повторением этого чуда перед теми, к кому он послан[396]. Ангел послал Гедеона освободить Израиль от мадианитян; и все-таки Гедеон желал знамения, чтобы убедиться, что это поручение исходит от бога[397]. Эти и другие подобные случаи в достаточной мере показывают, что древние пророки не считали внутреннего зрения или убежденности духа без всякого другого доказательства достаточным свидетельством того, что это от бога, хотя в Писании не везде упоминается, что они требовали таких доказательств или обладали ими.