Опыт о неравенстве человеческих рас. Том 1

Под сенью науки и веры поэзия нашла великих творцов в священных обителях отшельников. Aнaxopeты, спустившись с невиданных высот медитации, покровительствовали светским поэтам, поощряли их и даже соперничали с ними. Валъмики, автор «Рамаяны», был почтенным аскетом. Оба рапсода, Кусо и Лаво, которым он поручил заучивать и декламировать свои стихи, были сыновьями самого Рамы. В царских дворцах тепло принимали интеллектуалов, а часть брахманов занималась только поиском талантов. Поэмы, элегии, другие произведения занимали место рядом с объемистыми плодами суровых наук. Драма и комедия, озаренные светом настоящих гениев, с блеском изображали нравы настоящего и великие деяния прошлого. Достойное место в ряду знаменитых мемуаристов занимает Калидаса. Хотя надо заметить, что понятие индусов об истории отличается от нашего отсутствием стройного и последовательного изложения фактов и событий.

Однако я не могу сказать, что такой расцвет независимой свободной мысли, каким бы выдающимся он ни казался нам, не способствовал последнему крупному восстанию, одному из самых разрушительных, какие испытал брахманизм. Я приступаю к разговору о рождении буддистских доктрин и об их политических следствиях.

ГЛАВА III Буддизм; его поражение; нынешняя Индия

Мы оказались в эпохе, которая по сингалийскому летоисчислению относится к VII в. до н. э., а по другим буддистским календарям, распространенным на севере Индии, к 543 г. до н. э..[148] К этому времени очень опасные идеи проникли в ветвь индийской науки, называемую философией санкхья. Два брахмана, Патанджали и Капила, проповедовали, что принципы Вед бесполезны для совершенствования человека и что для лучшего перевоплощения достаточно индивидуального, не скованного правилами, аскетизма. Согласно этому учению, все люди имеют право, не страшась потусторонних последствий, презирать принципы брахманизма и делать то, что брахманизм запрещает.

Такая теория могла разрушить общество. Однако она была слишком научной и не проникла в политику. Но то ли в идеях, породивших ее, было нечто большее, нежели случайная догадка, или очень практичные люди глубоко их восприняли, случилось так, что один принц самого знатного происхождения, принадлежавший к ветви солнечной расы, по имени Сакья, сын Суддодхана, царя Капилавасту, начал приобщать население ко всему, что было либерального в этой доктрине.

По примеру Капилы он учил, что ведические наставления бесполезны; он считал, что ни литургические тексты, ни аскетические упражнения, ни страдания не помогут преодолеть препятствия земной жизни; что для этого достаточно соблюдать моральные законы, в которых больше говорится о любви к другим, чем к себе. В качестве высших добродетелей он проповедовал свободу, воздержание, науку, энергичность, терпение и сострадание. Впрочем, в вопросах теологии и космогонии он принимал учение брахманизма за исключением его чрезмерных обещаний. Он утверждал, что поведет людей не только в лоно Будды, откуда, как учила старая теология, в случае недостатка достоинств приходится вновь начинать ряд земных существований, но в саму сущность совершенного Будды, где находится нирвана, т. е. полное и вечное небытие. Таким образом, брахманизм представлял собой очень сложный пантеизм, а буддизм еще больше усложнял его, доводя до пропасти отрицания.

Но каким образом Сакья собирался распространять свои идеи? Он начал с отрицания трона; он облачился в грубую одежду желтого цвета, которую он находил на свалках и кладбищах или шил сам. Он взял в руки посох и стал жить только на подаяние. Он заходил в города и деревни и проповедовал свою мораль. Встречаясь с брахманами, он дискутировал с ними, и присутствующие часами слушали эти споры. Скоро у него появились ученики. Многие были из воинской касты, а также из вайсиев, которые в то время были богаты, влиятельны и пользовались уважением. Чаще всего он находил сторонников в низших слоях населения. Как правило, он внушал им, что в предыдущей жизни они принадлежали к высшим классам и что они достойны вернуться туда благодаря тому, что слушают его. Поскольку он отвергал Веды, для него не существовало разделения на классы, и он признавал только превосходство добродетели.

Можно представить, как действовали на воображение простых людей такие речи. Сакья обратил в свою веру огромное количество людей, а после его смерти верные ученики продолжали его дело и расширили влияние за пределы Индии, где буддистами стали цари вместе со своим двором.

Однако брахманская организация оставалась настолько мощной, что реформисты не осмеливались проявлять такую же враждебность на практике, как в теории. В принципе отрицалась религиозная необходимость каст. В области политики реформа также не находила для себя применения, и несмотря на некоторые потрясения в области догматов основы общества оставались незыблемы.