Опыт о неравенстве человеческих рас

Среди них была довольно многочисленная группа народностей очень чистой расы — по крайней мере, в тот момент, когда они пришли в Европу, и этот факт подтверждается документами. Я имею в виду сарматов. Как считали понтийские греки, они происходили от союза саков и амазонок, т. е. «матерей асов или арийцев» [332]. Сарматы, подобно всем остальным народам их семейства, считали друг друга братьями, встречаясь в самых далеких странах. Некоторые из них жили на севере Паропамисы, а другие, известные географам Поднебесной Империи под названиями «суты», «сутлы», «аласмы» и «янь–хсаи», во II в. до н. э. пришли на восточное побережье Каспия. Иранцы не раз встречались с их воинами в бою, и страх перед их яростным упорством передался в бактрийские и согдийские традиции. Оттуда и почерпнул Фирдоуси сведения для своей поэмы [333].

Эти отважные племена, впервые пришедшие в Европу за тысячу лет до Рождества Христова, принесли на запад нравы, похожие на нравы и обычаи саков, их сородичей и основных соперников.

Кстати, Геродот приводит три легенды о происхождении скифов и одну — сарматов. Согласно первой, скифы — автохтонный народ, последние отпрыски всех народов земли, появившиеся за пятнадцать столетий до н. э. Вторая, идущая от понтийских греков, ведет их родословную от Геракла и местной нимфы и устанавливает время их появления лишь за тринадцать с небольшим столетий до н. э. В третьей, связанной с Аристеем из Проконнеса и его путешествиями в Центральную Азию, нет ничего мифического: в ней просто говорится, что скифы пришли с востока, откуда их изгнали исседоны, в свою очередь бежавшие от аримаспов. Нетрудно заметить общее в этих трех рассказах об одном факте. О рождении сарматов от скифов и амазонок я уже писал. Они говорили на арийском диалекте, отличавшемся от языка сколотов. Плиний и другие историки считают сарматов более молодым народом, хотя я больше склоняюсь к мнению Геродота. Они полагают, что первых сарматов поселили на Дону скифы в конце II в. до н. э., возвращаясь из похода в Азию. Однако это маловероятно по двум причинам: 1) сарматы — разновидность саков и сакасов и 2) двигаясь из Азии в направлении Турана, их племена шли почти сплошным потоком, и нет оснований брать какой‑то один из них за точку отсчета происхождения сарматов.

Их воины очень напоминали рыцарей–паладинов германского средневековья, далекими предками которых они являются. Металлический шлем, низко надвинутый на лоб, кольчуга из медных или роговых пластинок, на боку меч, за спиной лук и колчан со стрелами, в руке очень длинное и тяжелое копье [334]. В таком виде они передвигались по пустынным равнинам на лошадях в сопровождении огромных крытых повозок. Они везли с собой жен, детей, стариков и свои пожитки. Огромные быки, ступая, тащили эти повозки, и деревянные колеса уныло скрипели по песку или по чахлой степной траве. Эти настоящие дома на колесах были почти точной копией тех, на которых в глубокой древности в Пенджаб, в плодородный край пяти рек, пришли семьи первых арийцев. Они были похожи на те передвижные сооружения, из которых еще позже германцы устраивали свои походные лагеря. Это были настоящие ковчеги, в которых хранилась искра жизни для будущих цивилизаций и для обновления цивилизаций дряхлеющих; в современной истории есть яркий пример, воскрешающий в памяти далекие славные события: выносливая повозка американских переселенцев, сухопутное судно, плывущее по западным территориям нового континента, которое перевозит до самых Скалистых гор отважных англосаксов и мужественных женщин, их верных спутниц в тяжких трудах и победах над варварской пустыней.

Изобретение этих повозок стало историческим поворотным моментом. Отныне установилась четкая разница между народами, которые приняли это новшество, и теми, которые предпочли ему шатер или палатку. Первые — это народы–путешественники, они не боятся новых мест и климатических условий; вторые заслуживают называться кочевниками. Они неохотно покидают насиженную, часто ограниченную территорию. Быть кочевником — значит, считать единственным местом жительства то, которое вечно подвижно в силу своей природы и которое служит убедительнейшим символом нестабильности. Повозка никогда не станет окончательным, последним жилищем. Арийцы, которые их использовали, которые долгое время — или даже всю жизнь — не могли найти другого убежища, отвергали палатки. Почему? Потому что они путешествовали не для того, чтобы просто сменить место, но для того, чтобы обрести родину, постоянное место жительства, дом.