Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию

Сведения об этом совещании сохранились только в воспоминаниях его участников. Последние несколько противоречат друг другу в деталях, но сходятся в общем. Так, все вспоминали, что Каменев предлагал товарищам попытаться предотвратить повторение массовых шествий, заменив их митингами в районах города. Однако большинство высказались против такой осторожной линии, тем более что агитаторы сообщали из казарм и с предприятий, что остановить массу уже не реально. Тогда спор пошел о том, настаивать ли на том, чтобы демонстранты шли без оружия или по умолчанию согласиться на то, что взвинченные толпы будут вооружены до зубов. Причем, за безоружную демонстрацию выступали Троцкий, Каменев, Зиновьев, а также некоторые другие члены ЦК РСДРП(б), в то время как многие представители военки и ПК настаивали на том, что это лишняя и даже вредная предосторожность. В итоге, когда к Таврическому дворцу, в здании которого происходило совещание, уже подходили возмущенные толпы, а Раскольников сообщил из Кронштадта, что моряки прибудут в столицу с оружием, что бы там не происходило, совещание решилось санкционировать и «возглавить» «мирную, но вооруженную демонстрацию». Неуверенность, которая охватила большинство членов ЦК, вынудила их немедленно послать за Лениным, отдыхавшим в Финляндии, категорически требуя его возвращения.

Номер «Правды» вышел 4 июля с огромной лакуной на первой странице: здесь планировалось опубликовать призыв к рабочим и солдатам сохранять спокойствие и выдержку, не участвовать в преждевременном выступлении и т. д. Но события предыдущего дня и, особенно, ночи изменили вектор партийной политики. Вместо него, на улицах раздавали листовку сталинского сочинения за подписью ЦК, ПК и военки, в которой говорилось, что «движение, вспыхнувшее в полках и на заводах, мы зовем превратить в мирное, организованное явление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда», выраженное в требовании передачи всей власти Советам.

Итак, ЦК несмотря на свою первоначальную осторожность и нежелание обострять ситуацию вынужденно было поддержать начавшееся восстание. Однако сделано это было уже post factum, под давлением уже партии.

Флеровский впоследствии писал, что «ни у кого на совещании тогда не было мысли о вооруженном восстании, о захвате власти». Это, однако, весьма сомнительно. Его близкий товарищ по Кронштадту Раскольников был более откровенен: «Зарекались ли мы тогда от восстания? Конечно нет. В голове каждого из нас была мысль о захвате власти». Можно добавить, что описанные Раскольниковым настроения были не новостью; как было показано выше, установки на вооруженное свержение правительства и захват власти пользовались определенным влиянием в массе партийного актива в обеих столицах уже в июне, причем их популярность нарастала. Под воздействием стихийных событий 3–4 июля стремления партийных энтузиастов из Пека и военки нашли выход в форме участия в выступлении солдат и рабочих, которое виделось многим как новая революция. В то же время, большинство членов Цека не могли похвастаться аналогичным оптимизмом и лишь «тащились в хвосте событий».

На этом фоне интересен ход событий в Москве. В первопрестольной известия о событиях 3 июля были получены только на следующий день. Немедленно собрался Московский комитет РСДРП(б), на котором было принято решение провести вооруженную, но мирную демонстрацию. Однако показательно, что левое меньшинство предлагало на этом заседании инициировать восстание, захватить почту, телеграф и телефонные станции. Таким образом, состояние умов московских большевиков повторяло питерскую картину: «безрассудные» радикалы, стремящиеся перевести политический процесс в силовое русло (и, фактически, отказавшись от ориентации на Советы) против сравнительно умеренного большинства. Отличалась только обстановка на улицах; пока на улицах столицы кипело разливанное море возмущенных демонстрантов и лилась кровь жертв перестрелок, в Москве все оставалось тихо (демонстрация, назначенная большевиками фактически провалилась).

* * *

Беспомощность ЦК и не слишком продуманная активность петроградских товарищей, пустившихся во все тяжкие, – вот что нашел Ленин, спешно вернувшийся в столицу поздним утром 4 июля.