Читаем Опыт присутствия полностью

Пусть Милтон Фридмен не принимает близко к сердцу иронию в адрес своей теории. Гайдар вряд ли может быть отнесен к его ученикам, поскольку сценарий капитализации России не вписывался ни в какие экономические теории, ни в здравый смысл. Не соответствовал он и прогнозам, что очевидно, оказалось столь же неожиданным для творцов сценария, как и для тех, на ком он "обкатывался". Оказалось это неожиданным и для высоких аналитических умов евро-американских политиков, эксперты которых то рекомендовали, то не рекомендовали поддержать буржуазные усилия России. Оно и понятно – непредсказуемость несовместима с экономическим расчетом. Сложившееся положение оказалось следствием командного выхода из командной экономики. Нам объявили, – завтра просыпаемся при капитализме! – не поставив при этом в известность сам капитализм. Правда, некоторые положения гайдаровских реформ перекликались с теми, которые сформулировал наркомфин Григорий Соколькников при вхождении в НЭП – налогообложение и вера в мудрость рынка. Зато отсутствовало все остальное – золотые червонцы, товарная интервенция на потребительский рынок, специалисты, которые еще не успели забыть, что такое товарно-денежные отношения. Необъявленный тезис гайдаровских реформ гласил: "Отпускаем цены, пусть рынок разбирается с ними; когда будет исчерпана покупательная способность, цены придут в соответствие с денежной массой". Или, более наглядно можно сказать так: рынок имеет миллиард предметов, потребитель – десять миллиардов рублей; сейчас предмет стоит пять рублей, когда цена дойдет до десяти, покупательная способность будет исчерпана, мы обуздаем инфляцию, уничтожим нависший над дефицитным рынком

"отложенный спрос", т.е. сбережения населения, деньги теневой экономики, и, избавившись от бюджетного дефицита, войдем в капитализм с положительным сальдо!

Не вышло…

…И ЕГО "СТРАШНЫЙ СУД"

Вместо того чтобы сектор государственной торговли, вмещавший большую часть продовольственной корзины страны, позвал за собой неуправляемую социалистическую толкучку, он принял ее законы, избавивший от застенчивости трамвайного щипача и приобретя безапелляционную наглость уличного громилы. Став "рынком", вся армия владельцев товарной массы рванула цены вверх, втягивая в водоворот своих интересов госснаб, банковскую систему, военно-промышленный комплекс. С них деньги всей страны потекли в коммерческие структуры, подгоняемые невиданными в прежние времена взятками. Безналичка крутилась вокруг ГАЗа, ВАЗа, ЗИЛа, холодильников, ценных металлов, радиоаппаратуры, перекачивая деньги в наш скудный рынок. За всем этим ощущалась режиссура чьей-то "мохнатой руки", не желающей понимать смысла "реформаторских идей". И когда вновь испеченный рынок ковшом гигантских цен вычерпал отложенный спрос, промышленные, сельскохозяйственные кредиты и горячую массу вновь отпечатанной наличности, волна предложения отхлынула от искусственно созданного спроса. Возникло перепроизводство продукции на фоне общего падения производства. Наступил коллапс неплатежей. Инфляция по индексу продовольствия перешагнула сто пятьдесят тысяч процентов. В ней потонули основные фонды России, разрушилось паритетное ценообразование, денежное обращение, банковская система. Наше сомнительное благополучие стало очевидным неблагополучием.

Правительство, чтобы поправить дела, стало прибегать к мелким хитростям – не выплачивать заработанные деньги в расчете, что моменту выдачи они значительно истончаться инфляцией.

ПОДСЧИТАЛИ – ПРОСЛЕЗИЛИСЬ

Небескорыстно течение реформ использовали и сами реформаторы.

Однако не это было внутренней пружиной их энергии, а некий капиталистический идеализм. Действительно, то, с какой решительностью перекачивались национальные ресурсы на производство потребительских товаров, говорило о желании улучшить жизненный уровень россиян. Но отсутствие теоретических предпосылок, а если они и были, то их ошибочность, привели к неожиданному, до шока, результату. То, с какой поспешностью перекраивалась первоначальная экономическая доктрина, какие лоскутки противоположных тенденций пытались подшить к политическим предпосылкам при формировании бюджета, говорит о том, что власти в период всеобщего разорения хотели "как лучше". Но, как говорит Маркс, человек тем и отличается от пчелы, что сперва строит дворец в голове… И если бы команда

Гайдара, начиная реформы, освежила в памяти блестящий анализ денег данный в работе родоначальником коммунизма "Критика политической экономии", ошибок было бы меньше.

ИНФЛЯЦИЯ – вот наиболее разрушительный итог реформ 1992 года. На ней и сосредоточим внимание.

ИНФЛЯЦИЯ – ЭТО КОГДА ГЛАВНОЕ В ДЕНЬГАХ – БУМАГА

Так считает каждый кабинет министров, прибегая к инфляции.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже