Опыт путешествий

Само ралли оказалось предсказуемой неразберихой — результатом добрых намерений и невозможностью соответствовать уровню ожиданий. Огромное количество машин разного уровня дряхлости паркуются на центральной площади Бомбея, где стоят полицейские в душных нейлоновых униформах. Играет поп-музыка. Особенно неожиданно исполнение песни Like a Virgin[103]. Обязательные актрисы/модели/танцовщицы или какие-нибудь старлетки, которые размахивают флагами и жеманно улыбаются. Одетых в костюмы — совсем немного, причем чаще всего участники ради смеха одеваются в старые английские костюмы и ходят с игрушечным оружием. Увы, Ганди так и не смог отучить их. Вокруг тысячи новых представителей среднего класса Бомбея в дорогих джинсах и кроссовках, гуляют, фотографируют на мобильные телефоны. В течение утра машины разъезжаются в клубах дыма, вливаясь в воскресный дорожный поток и регулярно ломаясь в самый неподходящий момент. Дети богачей с угрюмым видом стоят в тени с волосами, напомаженными гелем, а потом разъезжаются на своих ламборгини и, как ни странно, фольксвагенах-жуках. Сами машины не столь важны. Как искусно сделанные и красивые статуи бога на религиозных фестивалях, они просто символы чего-то более великого, чего-то, что когда-нибудь придет. Реинкарнации потребляемого, о которой так все молятся. Тем вечером, когда вдоль залива зажглись фонари, я проходил мимо огромного роллс-ройса с колокольчиком, вставшего посреди дороги. Оборванный мальчишка, взобравшись на подножку, стучал в окно, предлагая купить перьевую метелку для смахивания пыли, рождественскую гирлянду и номер Vogue за прошлый месяц.

Нью-Йорк

Нью-Йорк узнаешь сразу. От жарких джунглей до холодной тундры — все знают его вид, силуэт, эту высь и ширь города. Это самый узнаваемый городской пейзаж в мире — а это что-то да значит. Из-за границы он видится не только крупнейшей американской метрополией, но и символом современной эпохи. Нью-Йорк стал современным давным-давно и будет оставаться таковым всегда, поскольку его современность основана на стиле жизни его обитателей. Нью-Йорк идет своим путем и несет себя особо важно и чванливо. Это город, характер и чувства которого всегда соответствовали его внешнему виду. Его архитектура — материализация того, что должно существовать именно здесь, в Нью-Йорке, и быть современным. Однако положение меняется. И меняется при помощи дизайна.

На новом архитектурном подиуме «высокодизайнерские», «высококонцептуальные» и «высокоценные» кондоминиумы, характерные не только для Нью-Йорка. Процесс напоминает тотальную распродажу в Европе и на Ближнем Востоке. Дизайнерские идеи — проекты для Нью-Нью-Йорка — в большинстве своем зарубежные, международные — как сыры и дамские сумочки — и провоцируют остаточное культурное отвращение, как и все, что импортируется. Из общих черт тут только повсеместное использование стекла. В Европе нам уже слегка надоело решать любую архитектурную проблему при помощи куска текстурированного стекла, обернутого вокруг стальной арматуры. Мы стали цинично рассуждать о метафорах прозрачности, открытости, гармонии и света. Однако это не то же самое, что плыть по небу. Скорее, это напоминает жизнь в жаростойкой стеклянной кастрюле. Все напоказ, как фрукты в липком магазинном пироге. Не то чтобы новые манхэттенские здания плохо выглядели, просто они смотрятся по-лентяйски вторичными и делают Нью-Йорк похожим на любую другую финансовую гавань мира, неопрятно выставляющую все напоказ.

«Собственность, как и мода, нуждается в маркетинге», — сказал мне один восторженный молодой брокер, торгующий люксовыми квартирами, когда сидел рядом со мной на заднем сиденье своего длинного лимузина. «Архитекторы — новые кутюрье. Жители нового Нью-Йорка — банкиры, менеджеры инвестиционных фондов, денежная элита — все они не просто хотят получить „правильный“ адрес. Им нужен социальный комфорт и личные доказательства того, что они живут на Стильной Улице. Ваш дом должен что-то говорить о вас». Видимо, громко и с иностранным акцентом.

Взять, к примеру, дома Ричарда Мейера, пустующие стеклянные здания в Уэст-Виллидж, где студии площадью в 633 квадратных метра дороже миллиона. Эти дома присели, как три медведя из сказки, обозревая Гудзон, и ждут, пока какая-нибудь Маша не решится войти. Они шокируют, потому что кажутся невероятными, как если бы вы нашли в своем саду трех зебр. Однако в пригороде Берлина они были бы столь же рядовыми и скучными, как кожаные шорты и духовой оркестр. Внутри царит полный дизайнерский оксюморон — смесь минимализма с индустриальным функционализмом 70-х. Куча выступающих вперед пилонов, но некуда повесить картину, не говоря уж о шляпе.