Читаем Опыт путешествий полностью

А еще баобабы. Баобабы самые… ну вот опять начинается… необыкновенно странные и гипнотизирующие деревья в мире. Их существует восемь разновидностей в мире, причем шесть — малагасийского происхождения. Один из видов есть в Южной Африке, один — на другом осколке Гондваны, в Австралии. Когда поджигают леса, баобабы оказываются единственными выжившими деревьями — они слишком велики для огня. Малагасийцы называют баобабы Королевами лесов, и есть специальная fady, их защищающая. Никто не знает, как происходит их опыление — возможно, свой вклад в это вносят летучие мыши. Баобабы стоят на фоне этого проклятого пейзажа — одинокие и восхитительные. Здесь есть знаменитые аллеи баобабов, тянущиеся вдоль пыльных дорог и болотистых, полных лилий озер. Настоящий марш баобабов. Сложно представить, что такая прозаичная вещь, как заросли деревьев, может вызывать восхищение. Но это — настоящий Ангкор-Ват[137], созданный природой. Лес потрясает, лишает дара речи, перехватывает дыхание — как любой средневековый храм. Есть что-то меланхоличное в этих огромных красных часовых леса. Они стоят безмолвно, с экспрессией. Внутри они полые, поэтому никто не может определить их возраст. Если вы хотите поверить в то, что у растений есть души, — взгляните на баобабы, и тогда поверить в это будет гораздо легче. Группа из Кью тихо сообщает, что им никогда не удавалось найти побегов баобабов — у них нет детей. Возможно, баобабы уже превратились в призраки леса.

Запасаться семенами — один из самых древних инстинктов человеческой цивилизации. В тревожные времена семена были талисманами, верой в будущее, молитвой о грядущем урожае. Если вы спросите, зачем в Хейвордс-Хит нужна коллекция семян, вам легко и немного задумчиво скажут, что это — страховка. Если дикое растение окажется на грани исчезновения, то вот оно, пожалуйста. Здесь оно в безопасности, и мы можем возродить его. За исключением того, что как раз возродить его мы не сможем. Если разрушается естественная среда обитания (со своим необыкновенным разнообразием и возможностями), то никакое, даже самое большое желание и идеальный набор семян не помогут ее восстановить. Вы не можете вырастить джунгли на пустом месте. Банк семян можно пополнять и сохранять, но банк семян — это скорее кладбище растений. Не страховка, а укор, напоминание о наших грехах. И хотя ученые с огромным энтузиазмом продолжают свои поиски и занимаются эмпирическими исследованиями, используя огромное число латинских терминов, это всего лишь эмоциональный спазм, своего рода анимистическая молитва о чуде. Важна не коллекция, а вера в ее значимость для тех, кто ее собирает. Надежда на чудо, что мы не будем в конечном счете пожинать то, что посеяли прежде.

Проведя 9 дней на Мадагаскаре, две группы людей по 15 человек проехали на лендроверах на второй передаче больше двух тысяч миль, пересекли две реки, но смогли при этом собрать семена всего семи видов растений.

Алжир

«Вы в первый раз в Алжире?» — спрашивает меня Кукаждый, кого я встречаю. Этот вопрос может быть задан из вежливости, в качестве предупреждения и даже с нотками обвинения. «Где же вы были? Почему так долго не приезжали?» Со слабой улыбкой и несколько обобщая с точки зрения географии, я отвечаю, что нет, я уже бывал в Магрибе. «В Марокко…» — вздыхают они. Да, в Марокко. «А, Марокко, — повторяют они, скривив губы. — Диснейленд». По сравнению с Алжиром — действительно Диснейленд.

В течение 10 лет сюда приезжали, только если возникала острая необходимость и имелись прочные связи. Фотограф, который предпринял последнюю известную мне попытку поработать в Алжире, так и не вышел из своего номера в гостинице. Страшно напуганный, он сразу же отправился обратно в аэропорт. Тут работает всего несколько команд иностранных журналистов: 11 лет гражданской войны — это кровь, смерть и ужасы. Угрозы в Алжире никогда не бывают пустыми. Они всегда полны страшного смысла, и в их серьезности сомневаться не приходится.

«Зидан», — говорю я. Зинеддин Зидан — единственный алжирец, о котором знают во всем мире. «О, Зидан», — отвечают они. Все следят за его карьерой, им гордятся, хотят получить автограф. «Жаль, что так получилось в последнем матче, я имею в виду, когда он головой ударил игрока в финале Кубка мира в 2006 году». «Что ты говоришь?! — взрывается собеседник, всплескивая руками. — Это было здорово, это было потрясающе! Всю свою жизнь Зидан был тихим, уступчивым, обычным французом, но в конце концов поступил, как настоящий алжирец».

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже