Опыт

Христианство является цивилизатором до тех пор, пока делает человека более мягким и разумным, и в то же время оно исполняет эту роль только опосредованно, т. к. не ставит целью применять мягкость и разумность к земным делам и не пытается исправить социальный порядок, при котором живут неофиты, каким бы несовершенным он ни казался. Главное для него — убрать все, что вредит здоровью души, а остальное неважно. Ему безразлично, что китайцы носят халаты, а эскимосы ходят в шкурах, что первые едят рис, вторые китовый жир, и оно совершенно не интересуется тем, что они ведут свою особую жизнь. Если образ жизни этих людей служит ему на пользу, хрис тианство будет его поощрять, но не станет изменять привычки и обычаи, которые застало у обращенного народа, или способствовать переходу от одной цивилизации к другой, поскольку оно выше всех и любых цивилизаций. Примеров тому предостаточно, и я буду говорить о них, но сначала мне хотелось бы признаться в том, что мне всегда была непонятна современная доктрина, которая настолько отождествляет закон Христа С интересами нашего мира, что утверждает, будто бы в обиход вошла некая христианская цивилизация.

Нет сомнения в существовании цивилизации языческой, брахманской, буддистской, иудаистской. Существовали и существуют общества, которым религия служит основой, дала форму, сформировала законы, обозначила границы, указала опасности; такие общества живут только по более или менее явным предписаниям теократической доктрины, и их невозможно представить без веры и ритуалов, а вера и ритуалы немыслимы без народа, который их создал. По этим правилам строилась вся античность. Легальная терпимость — изобретение римской политики — и система ассимиляции и слияния культов как результат декадентской теологии появились в язычестве не очень давно. Однако пока оно было юным и сильным, на земле бьшо столько же Юпитеров, Меркуриев, Венер, сколько городов, а ревнивый бог признавал лишь своих. Таким образом, каждая такая цивилизация образуется и развивается под эгидой конкретного божества. Культ и государство связаны настолько тесно, что оба несут ответственность и за добро и за зло. И если в Карфагене находят политические следы культа Тирского Геракла, то нетрудно спутать влияние доктрины жрецов с политикой суфетов и направлением социального развития. Я также не сомневаюсь в том, что соба-коголовый Анубис, Исида Нейтская и Ибис научили жителей долины Нила тому, что они знали и умели; но самое крупное новшество, которое принесло на землю христианство, — это образ действий, совершенно отличный от методов предшествующих религий. У тех были свои народы, у христианства своего не было: оно обращено ко всем людям, и богатым и бедным, но прежде всего оно получило от Святого Духа всеобщий язык 1), чтобы разговаривать с каждым на языке его страны и объявлять о новой вере по средством образов, наиболее понятных для каждой нации. Оно пришло не для того, чтобы изменить внешний облик человека или материальный, мир, а для того, чтобы пожалеть его. Оно претендовало только на внутреннюю суть. В одной апокрифической книге, чтимой за ее древность, говорится: «Пусть сильный не чванится своей силой, а богатый своим богатством, а тот, кто хочет прославиться, прославлен будет в Господе». Сила, богатство, власть — ничего не стоят в нашем законе. Ни одна цивилизация, каковой бы она ни была, не проявляла своих привязанностей или своего превосходства, и только исходя из вытекающих последствий этот закон был назван «католическим», универсальным, т. к. он не принадлежит ни одной цивилизации, не проповедует ни одну форму земного существования и ни одну из них не отрицает.

Доказательства этого безразличия к внешним формам социальной жизни, к самой общественной жизни во множестве встречаются, прежде всего, в канонических книгах, затем в писаниях отцов Церкви, далее в рассказах миссионеров с незапамятных времен по день сегодняшний. Главное, чтобы вера пронизывала человека, чтобы во всех своих поступках человек ничем не оскорблял религиозных заветов — все прочее в глазах закона не имеет значения. Что значит для обращенного форма его жилища, покрой его платья, система правления, степень деспотизма или свободы? Какая разница, кто он: рыбак, охотник, рабочий, мореплаватель, солдат? Разве что-нибудь может помешать человеку — будь он англичанин, турок, житель Сибири, американец, готтентот — увидеть свет христианства и принять его? Повторяю: это самое главное, а прочее неважно. Дикарь способен сделаться таким же убежденным верующим, как и самый правоверный прелат из Европы. В этом заключается выдающееся свойство христианства, которое придает ему такую притягательность, и не стоит лишать его столь ценного качества только ради того, чтобы угодить излюбленному принципу нашего времени и нашей страны, а именно: искать всюду, даже в самых святых вещах, материальную пользу.