Всюду, куда простирается наш культурный мир, он несет в себе два общих признака, во-первых, германское влияние, во-вторых, христианство. Но, хочу напомнить еще раз, второй признак, хотя он более очевиден и бросается в глаза, поскольку привнесен извне, не является в данном случае определяющим: на земле много христианских наций и еще больше тех, которые могут стать таковыми, однако они не составляют часть нашей цивилизации. Напротив, позитивным и решающим мне представляется первый признак. Там, куда не проник германский элемент, не может быть цивилизации, похожей на нашу.
Правомерен вопрос: можно ли утверждать, что европейские общества целиком и полностью цивилизованы? Что идеи и действия, которые формируются на поверхности этих наций, имеют предпосылки, глубоко укоренившиеся в массах, и что следствия этих идей и этих принципов отвечают инстинктам большинства? Из этого следует еще один неизбежный вопрос по поводу низших классов наших народов: мыслят ли они и действуют ли они сообразно тому, что именуется европейской цивилизацией?
Мы с полным основанием восхищаемся исключительной однородностью идей и взглядов, которая в греческих государствах великой эпохи античности определяла всю жизнь их граждан. По каждому существенному вопросу мнения были часто противоречивы, но сводились к чему-то общему: в политике людям хотелось больше или меньше демократии, больше или меньше олигархии; в сфере религии предпочтение отдавали либо Элевсинской Церере, либо Парфенонской Минерве; что касается литературного вкуса, они могли колебаться между Эсхилом и Софоклом, между Алкеем и Пиндаром; в сущности спор велся вокруг идей, которые можно назвать национальными. В Риме перед пуническими войнами ситуация была такая же, а цивилизация страны была однородной и неоспоримой. Она охватывала всех — и господ и рабов; все участвовали в ней, пусть и в разной степени.
Со времен пунических войн у наследников Ромула и у всех греков, начиная с Перикла и особенно Александра, эта однородность все больше и больше претерпевала изменения. Все большее смешение наций приводило к смешению цивилизаций, в результате появился весьма многогранный продукт, очень сложный и гораздо более утонченный, чем античная культура, который, как в Италии, так и на земле Эллады, отличался тем важным недостатком, что существовал лишь для высших классов, а низшие слои населения оставались в неведении относительно его природы, его преимуществ и перспектив. После великих азиатских войн римская цивилизация, без сомнения, была ярким проявлением человеческого гения; однако за исключением греческих риториков, составляющих ее трансцендентальную часть, сирийских знатоков юриспруденции, представлявших атеистическую систему законодательства, эгалитарную и монархическую по духу, богатых людей, участвовавших в управлении государством или в финансовых делах и, наконец, праздных бездельников, эта цивилизация имела несчастье почти не восприниматься массами, поскольку народы Европы ничего не смыслили в ее азиатских и африканских элементах. Они не сознавали, что египтяне не более их понимали, что цивилизация им приносит из Галлии и Испании, что нумидийцы не могли оценить то, что давал им остальной мир. Таким образом, ниже слоя, называемого социальными классами, существовало великое множество людей, цивилизованных иначе, чем официальный слой, или вообще не знавших цивилизации. Следовательно, только меньшинство римского народа, которое осознавало тайну и суть цивилизации, придавало ей какое-то значение. Вот вам пример цивилизации, несомненно выдающийся, но уже не общими идеями народов, входящих в нее, а скорее истощением, слабостью и отстранением этих народов.
В Китае имеет место совершенно иная картина. Здесь мы видим огромную территорию, но на всем этом пространстве основная раса (других я сознательно не беру во внимание) проникнута одним общим духом, общим пониманием своей цивилизации. Независимо от принципов, независимо от того, одобряют или не одобряют люди порядок вещей, надо признать, что массы принимают в нем активное участие. И дело не в том, что страна свободна в общепринятом смысле этого слова и что каждому гарантировано то место, какое он заслуживает. Я далек от того, чтобы рисовать такую идеальную картину. В Срединной Империи и крестьяне, и горожане вряд ли могут рассчитывать только на свои силы и таланты, чтобы пробиться наверх. На этом конце земли, несмотря на официальные обещания учредить систему экзаменов на право занятия должностей, никто не сомневается в том, что лучшие места займут дети чиновников или их близкие и что занятие наукой не всем по карману, но дело в том, что угнетенные и обделенные, страдая от злоупотреблений, не представляют себе лучшей доли, и существующая цивилизация служит предметом неизменного уважения для всего народа.