Опыты литературной инженерии. Книга 1

Мне самому все тяжелее удавалось просчитывать верное положение ноги на склоне. Кошками я давно порвал брюки и поранил правую голень. Виктория где-то сильно разорвала рукав пуховки, и в луче фонаря пух вертелся за ней снежинками. Хорошо, что в нижней трети кулуар на стороне волков круто падал к ручью. Глубокий снег и крутизна мешали волкам двигаться нам наперерез. Стая начала забирать влево, закладывая большой крюк, невольно позволяя нам выиграть время и вселяя дополнительную надежду.

– Их вроде бы девять, – перемежая слова тяжелым дыханием, выговорила Вика. – Или десять. Далеко. Плохо видно. И темно уже.

Мы продолжали бежать почти вслепую, на одном инстинкте. Наверное, у древних людей подобное времяпрепровождение было привычным, так как инстинкты, прочно заложенные нашими первобытными предками, срабатывали и сейчас. Я старался светить фонарем вперед так, чтобы Виктория видела хотя бы направление спуска. И из-за этого абсолютно не видел ничего у себя под ногами. Неловко оступившись, я упал на бок, больно подвернув ногу, и проскользил несколько метров по земле. Встал с большим трудом. По острой боли понял, что растянул голеностоп. Понял также, что становлюсь дополнительным тормозом в нашей компании, и еще понял, что проблема с ногой достаточно весомая. Снимать ботинок времени не было. Как не было уверенности, что я смогу его потом надеть. Оставалось уповать, что, опухая, сустав «заклинит» высоким берцем, и это облегчит страдания. Перемещаться правой ногой я теперь мог только на задних зубьях кошки, частично переместив нагрузку на ледоруб. Ледоруб Сеначева был штурмовым, коротким, более предназначенным для восхождений по ледовым стенам. Для того чтобы опереться на него, мне приходилось неестественно наклоняться вправо. Когда ледоруб неожиданно натыкался на не промерзшее место и погружался в снег, я непроизвольно вскрикивал от боли. При этом старался не отставать. Вика услышала мои завывания и сбавила и без того уже никудышный темп. Внезапно синяя пуховка Виктории исчезла из пространства, освещаемого фонарем. Из темноты я услышал вскрик и почти одновременно звук тяжелого падения. Осветил склон влево и вправо и обнаружил соратницу, лежащую на земле с раскинутыми руками-ногами. В плохом освещении Виктория не заметила маленькой скальной ступеньки и со всего маху упала на спину. Я помог ей подняться. Она уже не могла сдерживаться и рыдала в голос.

– Что болит, Вика? – тревожно спросил я, испугавшись, не повредила ли она позвоночник.

– Все болит, – сквозь рыдания с трудом произнесла Вика.

Судя по тому, что она все-таки держалась на трясущихся ногах, позвоночник был цел, но ушиб она получила основательный.

– Давай, миленькая, соберись, еще совсем чуть-чуть. Сейчас станет положе и лес закончится. А там и до турбазы рукой подать!

– Я сейчас, сейчас. Подожди секундочку. Дышать не могу!

– Попробуй присесть на корточки, я помогу. Ну как, легче?

– Да.

– Ты от удара сбила дыхание. Как на ринге в боксе. Не волнуйся, все мигом пройдет. Давай, поскакали, Виктория, волки совсем близко!

На конусе выноса нас догнала настоящая ночь. Волки перестали выть, и где они, можно было только догадываться. Подсвечивая следы, которые мы натоптали с Викторией утром, и пытаясь высветить пространство впереди, я случайно обнаружил, что она потеряла рюкзак. Когда это произошло, ни она, ни я не заметили. Мы продолжали имитировать бег, но это было даже не волкам – курам на смех!

По санной колее сегодня никто не проезжал. Хорошо, что снег пока так и не начал падать – колею было отлично видно. Она основательно промерзла, и перемещаться по ней было совсем не трудно. Если бы мы не устали, как цуцики, и не побились при спуске, до турбазы долетели бы минут за десять. Но теперь мы едва плелись по колее: Виктория, неестественно выпрямленная, и я, припадающий на правую ногу. Время остановилось. Я внутренне готовился к встрече с волками, намереваясь дать последний бой. Обидно было, хоть плачь: вот она, турбаза! В ней люди, ружья… Небось, все сидят у камина, Халид Акаев поет песни под бархатную гитару, а нас с Викой прямо у них под боком загрызают волки!

Вот он, мостик через ручей. Мы упали на снег, погрузили лица в воду и начали, захлебываясь, пить, совершенно отрешившись и от волков, и от усталости, и от боли. Прибрежный ледок лопался у нас под руками, рукава пуховок мокли в воде, но какой же это был восторг – наконец-то вволю напиться хрустальной горной воды!