Опыты сознания

Поскольку достоверно знающий себя самого дух как прекрасная душа не обладает силой отрешения от дорожащего собою знания себя самого, постольку прекрасная душа не может достигнуть равенства с отброшенным сознанием и, стало быть, доступного созерцанию единства себя самой в другом, не может достигнуть наличного бытия; равенство осуществляется поэтому только негативно, как бытие, лишенное духа. Лишенная действительности прекрасная душа в противоречии между своей чистой самостью и необходимостью для последней проявиться во внешнем бытии и превратиться в действительность, [т. е.] в непосредственности этой устойчивой противоположности, – непосредственности, которая единственно есть средний термин и примирение противоположности, поднявшейся до своей чистой абстракции, и которая есть чистое бытие или пустое ничто, – прекрасная душа, следовательно, как сознание этого противоречия в его непримиренной непосредственности потрясена до безумия и тает в истомляющей чахотке. На деле она тем самым отказывается от упрямого отстаивания своего для-себя-бытия, но порождает только лишенное духа единство бытия.

(γ) Прощение и примирение

Истинное, а именно обладающее самосознанием и наличным бытием уравновешивание, в силу его необходимости содержится уже в предшествующем. Сокрушение жестокого сердца и его возвышение до всеобщности есть то же движение, которое было выражено в признававшемся сознании. Раны духа заживают, не оставляя рубцов; действие не есть что-то непреходящее, а воспринимается духом обратно в себя, и сторона единичности, наличествующая в нем – будет ли она намерением или налично сущей негативностью и пределом ее, – есть то, что непосредственно исчезает. Претворяющая в действительность самость, форма ее поступка есть лишь момент целого, точно так же знание, которое, пользуясь суждением, дает определения и устанавливает различие между единичной и всеобщей стороной совершения поступков. Зло, о котором шла речь, выявляет это отрешение от себя или себя [само] как момент, вовлеченное в признающееся наличное бытие созерцанием себя в другом. Но как у него должно быть сокрушено его одностороннее непризнанное наличное бытие особого для-себя-бытия, так у этого другого должно быть нарушено его одностороннее непризнанное суждение; и подобно тому как первое выражает власть духа над своей действительностью, так и второе выражает власть над своим определенным понятием.

Но это второе отказывается от разделяющей мысли и упрямства отстаивающего в нем для-себя-бытия, потому что на деле оно созерцает в первом себя само. Это сознание, которое отвергает свою действительность и производит себя в снятое «это», проявляется благодаря этому фактически как всеобщее; оно возвращается из своей внешней действительности в себя как сущность; всеобщее сознание, таким образом, узнает в нем себя само. – Прощение, даруемое им первому сознанию, есть отказ от себя, от своей недействительной сущности, так как оно этому сознанию приравнивает то другое, которое было совершением действительных поступков, и то, что было названо злым на основании определения, полученного в мысли совершением поступков, – оно признает добрым, или лучше сказать, оно отказывается от этого различия между определенной мыслью и ее для-себя-сущим определяющим суждением, как другое отказывается от для-себя-сущего определения поступка. Слово примирения есть налично сущий дух, созерцающий чистое знание себя самого как всеобщей сущности в противоположном себе, в чистом знании себя как абсолютно внутри себя сущей единичности, – взаимное признавание, которое есть абсолютный дух.