Опыты Сталина с «пятой колонной»

Если говорить современным языком, то Госбанк проводил высокорискованную кредитную политику, выдавая займы тем, кто, скорее всего, не сможет их вернуть. Это можно было бы объяснить низким уровнем профессионализма банковских служащих, если бы они не нарушили указаний властей. Под «злой волей» можно понимать осознанное и целенаправленное вредительство и (или) корыстный интерес, когда за каждый выданный кредит банковские служащие получали «откат».

В начале тридцатых годов злоупотребления и хищения переплелись с халатностью. Например, председатель правления Госбанка СССР Моисей Калманович на собрании партячейки правления 15 мая 1932 года сообщил:

«Важнейшая задача, которая стоит перед банком, – это поднятие учета на более высокую ступень. Надо уничтожить остатки автоматизма, которые сохраняются в деле постановки нашего учета. А что такой автоматизм у нас продолжает иметь место – это факт. Вот, например, на Украине выдали по переводу 30 млн руб. вместо 13 млн руб… В любом капиталистическом банке перевод даже не на 13 млн руб., а на 1 млн руб. прошел бы через несколько рук, его просмотрел бы ряд ответственных работников, вплоть до управляющего; обследовали бы все подписи чуть ли не под лупой. А у нас перевод попал к сотруднику, который в карточку записал, переписал и списал, и никто его по-настоящему не проконтролировал…».

Понятно, что такая система учета и контроля создавала благоприятную почву для различных злоупотреблений.

«На Украине в одном филиале управляющий вместе с главным бухгалтером воровали, и никто об этом не знал. Воры относили присвоенные ими суммы на счет разных лиц, а этот счет был у них как мусорный ящик, в котором никто не разбирался. В другом месте управляющий филиалом воровал, а главный бухгалтер знал и молчал»[234].

Расхититель вещдоков

В 1929 году недостача вещдоков обнаружилась в ленинградском угрозыске. А их арестованный хранитель Милов показал, что вещи забирал себе начальник розыска, видный чекист Леонид Петржак[235]. Вот только следствие по его делу пошло как-то странно, а еще более странным оказался приговор.

Вот что по этому поводу написала одна из городских газет:

«Ленинградский пролетариат справедливо возмутился попыткой замазать преступления бывшего начальника угрозыска и члена областной контрольной комиссии Петржака, разворовавшего камеру хранения вещественных доказательств, растратившего до 20 тыс. рублей, принуждавшего к сожительству работниц и т. д. За все эти преступления суд приговорил Петржака к трем годам заключения… условно! Нас интересуют те обстоятельства, при которых отдельные ответственные товарищи могли на время вытянуть Петржака сухим из воды. Нас интересует обстановка в ленинградской областной прокуратуре в связи с делом Петржака… В отдельных звеньях прокуратуры товарищи сдали классовые позиции. Это видно хотя бы из того, что, когда был дан ордер на обыск и арест Петржака, председатель облсуда тов. Озолин[236] предупредил Петржака, что к нему едут с обыском… В разворовывании кладовой участвовали и другие лица, в том числе заместитель облпрокурора, член президиума областной контрольной комиссии Григорьев. Этот коммунист, призванный партией стоять на страже революционной законности, ездил к арестованному Милову, заведовавшему камерой хранения и знавшему все подробности исчезновения вещей, и уговаривал его при помощи угроз и обещаний отказаться от своих показаний…»[237].

После вмешательства Верховного суда условный срок Петржаку был замен реальным – 10 лет лагерей. А Озолин продолжил стремительный подъем по карьерной лестнице. В феврале 1935 года он был переведен на работу в Госарбитраж при Совете Министров СССР, а в августе 1937 года арестован.

Очистка госаппарата

К началу тридцатых годов прошлого века произошло, говоря на языке той эпохи, «обуржуазивание» среднего и высшего эшелона государственного и партийного аппарата. Этот процесс начался значительно раньше, еще при Владимире Ленине.

Сегодня опубликовано немало свидетельств современников о переходе от аскетизма и распределиловки «военного коммунизма» к нэпу и «сладкой жизни». Неслучайно в партийный лексикон с 1921 года все активнее входит термин «буржуазное перерождение».

Один из свидетелей этого «перерождения» – выпускник ИКП (Институт красной профессуры) И. И. Литвинов (однофамилец наркома Литвинова; до и после ИКП работал по внешнеторговой линии, а в 1933 году вместе с семьей стал «невозвращенцем») – в своем «Дневнике за 1922 год» записал 9 февраля:

«…нужно сказать, что, несмотря на все переброски, произошла полная дифференциация коммунистов. В хозяйственных органах, в военно-снабженческих и в дипломатических работают воры. Я уверен, что процент воров среди коммунистов ВСНХ, Центросоюза, Наркомвнешторга куда выше 99 %. Там крадут все: от народного комиссара до курьера. Честные коммунисты сидят в культурно-просветительных и партийных органах».