Оракул

Профессор Рузель, знаток древних языков и единственный в Германии специалист по «чудесам» (именно так он был отрекомендован на церемонии представления Гитлеру), впервые оказался в России. Рассеянно глядя в приоткрытое окно «опеля», он чувствовал жесточайшее разочарование, ведь Великая Природа, которой он втайне поклонялся, как источнику жизни и духа, была повсеместно изничтожена: материковые рощи и столетние боры вырублены, поля зияли язвами пожаров. Уныло чернели деревеньки, крытые первобытной щепой. Вдоль обочин мелькали наспех сколоченные лютеранские кресты с надетыми на них солдатскими касками, и марширующие мимо стальные легионы вскидывали руки в прощальном приветствии.

Официально Рузель не значился на службе Третьего Рейха. Он довольствовался званием археолога с мировым именем и давно отрекся бы от любого сотрудничества с нацистами, если бы не страх за свою жизнь, но, как он выражался в своих безмолвных монологах, это была тайна от себя самого. Тем не менее именно он, Гейнц Рузель, считался одним из главных научных консультантов Третьего Рейха, но все его рекомендации сводились в конечном счете лишь к одному: Россию лучше не трогать, и нацистские бонзы мирились с «непокорным Гейнцем», ведь сам фюрер называл его открытия «витаминами для германского духа».

Экспедиция под Старую Руссу была собрана в спешке: профессор Рузель плохо переносил летнюю жару и летом не покидал своего домика на Герингштрассе с бассейном и тенистым садом. Ночной телефонный звонок поднял его с постели. Голос на том конце трубки дрожал от волнения, и Рузель не сразу узнал своего давнего знакомца, профессора Хильшера из «Аненербе». В стенах этого таинственного учреждения Хильшер вел разработку «экзотического» оружия и изучал специфические методы ведения войны, вроде партизанского движения в России.

Осторожный и аккуратный, Рузель весьма дорожил своей научной репутацией. По его мнению, нацистские ученые излишне увлеклись оккультизмом, и Рузель уже готовил вежливый отказ, когда слова «русская Валькирия» коснулись его слуха. Едва узнав в чем дело, он сменил свой суховатый тон на почти заискивающий. Интерес ученого и первооткрывателя победил.

Перед отъездом Рузель дал несколько подписок в местном отделении СС, у него сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. По поручению Хильшера он должен был осмотреть объект, обнаруженный в лесу на берегу новгородского озера, и составить подробный отчет об увиденном, присовокупив к нему свои выводы ученого.

Под мягкие толчки и покачиванья «опеля» Рузель задремал, слегка опасаясь попасть в руки «Лесного царя» из его любимой баллады. На повороте машину подбросило: колесо «опеля» наскочило на торчащий из-под земли валун. Рузель очнулся и с восторгом уставился на диковатый и величественный пейзаж с замшелыми валунами и бурными пенистыми водопадами, словно здешние недра вскипали мифическим «молоком земли».

Узкая дорога между двух высоток, поросших густым ельником, уже успела получить прозвище Вольфсшлюхт — Ущелье Волка. Именно здесь передовой разъезд пятьдесят шестой механизированной армии напоролся на русские вилы. Короткий ожесточенный бой в ущелье сломал напор наступления. От неожиданности бронированный кулак дрогнул, и остатки колонны начали поспешный отход назад, к Радогощу. Отступающие русские части успели закрепиться на рубеже Старая Русса — Холм, и если бы не помощь шестнадцатой армии генерала Манштейна, наступление Вермахта на этом направлении было бы сорвано. Судя по донесениям, в Ущелье Волка действовал хорошо подготовленный русский смертник, точнее смертница.

Сиреневый «опель» остановился в сосновом бору. Янтарные лучи лились сквозь хвойный купол. Стволы в натеках душистой смолы казались оплавленными свечами. В молитвенной тишине едва слышно звенел одинокий птичий голос. Здесь, под сосновым шатром, обосновался штаб шестнадцатой армии. Лесной бивуак оказался по-своему живописен. Вокруг штабного блиндажа, укрытого двойным накатом из бревен, суетились интенданты, связисты тянули разноцветные провода. Курился дымок полевой кухни, и повар свежевал подстреленного кабана. Свободные в этот час офицеры, лежа на травяном ковре, лениво перебрасывались в карты. Молодые из свежего пополнения, раздевшись до пояса, выводили по трафарету руны и свастики будущих татуировок, и даже четкие армейские команды звучали по-вечернему мирно и приглушенно. Под маскировочным тентом походного лазарета разместили раненых. Среди них все еще оставались оглушенные и контуженные мотоциклисты из передового разъезда.

Согласно предписанию Хильшера, профессор должен был осмотреть и допросить всех оставшихся в живых. Но оказалось, что допрашивать некого. Из ущелья вынесли более ста раненых, и только один из них, мотострелок Гюнтер Грайм, сохранил способность связно излагать свои мысли.