Оракул

Но истинное лицо «Гидры» приоткрылось во время стажировки Ивана, хотя «лиц» у службы оказалось не меньше, чем голов у Лернейской Гидры, а их у мифического пресмыкающегося было девять, а одна даже бессмертная. Бессмертную голову олицетворял Нихиль – начальник «Гидры». Нижние конечности Нихиля были парализованы, а верхние приросли к рычагам и кнопкам мощного «лунохода», но голова, точнее, котелок с металлической крышкой, кипела идеями.

Задание на Лебяжьем представлялось легким и не сулящим приключений: под видом туриста он с неделю поскучает на «теплом озере» с удочкой, что, как известно, есть приспособление с дураком на одном конце и червяком на другом, и если червяк вовсе не имел личного дела и номера, то он, Славороссов, был назначен агентом 0-0, то есть «нулевым» уровнем в подножии великой пирамиды. Предполагалось, что этот ранг соответствует нулевому состоянию интеллекта, но Иван в свое время закончил академию ВМС и успел послужить на атомоходе.

На полустанке Красные Мудрачи оказалось неожиданно людно и даже празднично, словно Иван попал на деревенскую ярмарку. Московский экспресс стоял здесь ровно пять минут; где-нибудь в большом городе эта пятиминутка – сор, шелуха времени, но местные имели свое понятие о временных константах, одна «московская» минута могла обеспечить их средствами на несколько дней, а то и месяцев. Звякнув рюкзаком, Славороссов спрыгнул с подножки вагона, расправил затекшие плечи и несколько раз подпрыгнул, хорошенько перетряхнув все тело. Это была особая гимнастика подводников, очень удобная, когда надо было срочно взбодриться и привести мышцы в порядок.

Ладный камуфляж, дорогой карабин в чехле и завидная туристская амуниция раззадорили продавцов. Толкаясь тележками и обгоняя друг друга, они устремились к единственному пассажиру, сошедшему на их гостеприимную землю.

– Сынок, служивенький, грибочки ядреные! – заклинала старушка, за версту чуя военную косточку. В ее руках, как погремки, подрагивали грибные ожерелья «летошнего сбора».

Ничем не выдавая интереса, Иван прошелся по странному рынку, разглядывая товары. Радугой играли на солнце собольи и куньи шкурки. Ушлые китайцы толкали ладанки с кабарожьей струей, толченные в порошок рога изюбра, «сердце тигра» и прочие лукавые снадобья. Бодрый старичок в видавшем виды рысьем треухе прижимал к груди мутноватые склянки с большой буквой «ж», выведенной фиолетовыми чернилами. В сумке у его ног стояли другие: черно-непроницаемые с буквой «м» и «мертвой головой» на этикетке. Похоже, тайна, о которой перед отправкой на задание вполголоса вещал Нихиль, была хорошо известна Красным Мудрачам.

– Почем отдашь? – небрежно спросил Иван у старичка.

Обрадованный продавец энергично тряхнул «живой водой»: жидкость в бутылке вспенилась и порозовела.

– Бери! За каждую – тыща.

– Дешево ценишь, – усмехнулся Иван.

– Товар-то на любителя, – подмигнул старичок.

– Мне мертвая ни к чему, а живую чего не взять? Пятьсот и лады!

– Бери, милачок! Жизнь и смерть по одиночке цены не имеют, – встрепенулась старушонка, обвешанная грибными ожерельями, – вернешься домой, фокусы молодухам будешь показывать.

– Это какие же фокусы?

– Еще дедок мой, бывалоча, сушеную малину этой водой попрыскат, дунет на ладошку, а ягодка ровно с куста!

– Ладно, уговорили. Сможешь повторить опыт, куплю, – пообещал Иван продавцу.

Мужичонка выдернул у старухи грибную низку и, демонстрируя витальную силу своего товара, вылил на сморщенную лесную шишигу несколько капель, что есть силы подул и потер в ладонях. Гриб заскрипел и рассыпался в прах.

– Вот незадача: перестояла водица-то, – развел руками продавец. – Ну, купи хоть за сотню, волоса от нее растут пуще, чем от медвежьего сала. Вот гляди!

Он сорвал изъеденный шешелем [1] треух, и на солнце блеснула рыжая, волосок к волоску шевелюра.

– Не волос, а литье. Ей-ей, проволока!

Студеный ветер вздыбил его медную гриву, и шибче заплясали бутылки, зажатые в красной от мороза ладони.

– Ладно, чудодей, скажешь, где взял, куплю твою стеклотару.

– Местов не знаю, через десятые руки получал, – заюлил продавец.

– А эти? – Иван кивнул на мрачные опухшие физиономии его конкурентов. На чекушках у них значились все те же заветные символы – череп с перекрещенными костями и разлапистая буква «Живете».

– Эти тож…

– Заплачу, – пообещал Иван.

Мужичок мялся:

– Эх, была не была! Все равно ведь дознаешься. Живет в Заболотье Филимоша – на Лебяжьем места знает. Из-под берега там теплые ключи бьют, и водица идет дюже живительная, только ее еще перегонять надо навроде самогона, чтобы сила ее проявилась.

– Филимоша? Это что за фрукт? – спросил Иван, не выдавая вспыхнувшего интереса.