Оракул

Митрофанов на «душегуба» обиделся и вознамерился пощупать скандальному поэту область лица, детективу с трудом удалось разнять расходившихся не на шутку крестьянина и интеллигента. Надо признать, что претензии Аполлона к Ивану имели под собой довольно серьезные основания, но, с другой стороны, Митрофанов мог и не знать о своих ночных похождениях, если эти похождения действительно имели место. Последнее предположение детектива хоть и было по стилю весьма замысловатым, но поэт уловил его суть и вынужден был признать, что оно не лишено оснований. Когда вокруг тебя происходит черт знает что, реальностью могут оказаться самые на первый взгляд фантастические гипотезы. После непродолжительных препирательств друзья решили разделиться. Ярославу пришло в голову, что Кравчинский имеет шанс выбраться из ловушки в одиночку. В конце концов, Аполлон к разворачивающимся здесь историям не имеет никакого отношения, в отличие от Кузнецова и Ходулина, сразу же ставших персонажами написанного каким-то безумцем романа. Нельзя сказать, что поэт с большой охотой принял предложение детектива, однако он не мог не понимать, что это шанс, и шанс, возможно, единственный.

— А что я скажу компетентным органам? — засомневался Аполлоша. — Меня же на смех поднимут или, чего доброго, отправят в психушку.

— Скажи им, что нас похитили неизвестные, — посоветовал Ярослав. — Мафия, одним словом. Которая устроила себе прибежище в бывшем графском дворце.

— Ладно, — вздохнул Кравчинский, с трудом взбираясь на вороного. — Что-нибудь придумаю. Ну, не поминайте лихом, мужики.

После столь бодрого прощального слова можно было ожидать, что Аполлоша помчится галопом, но, увы, наезднические навыки поэта были не того уровня, чтобы без особой нужды горячить коня. Ярослав очень надеялся, что Кравчинский из седла не выпадет и часика через два доберется до своей распрекрасной «Лады».

— Ты о кладе, спрятанном старым графом, ничего не слышал? — спросил у Митрофанова Ярослав.

Ванька, неодобрительным взглядом провожающий удаляющегося неспешным аллюром поэта, резко обернулся и вперил в детектива насмешливые синие глаза:

— И вас, значит, проняло. Так бы сразу и сказали. А то начали ерунду всякую городить: самогонный аппарат, телега. Карету еще какую-то этот придурок приплел. На графском кладе, брат, уже не один десяток человек в округе шизанулся. Девяносто лет уже ищут. Еще дед мой искал его. Потом отец. Я тоже мальчишкой увлекся было, да рукой махнул. Только время терять. А сперва ведь и до смертоубийств доходило. Мне дед рассказывал, что не то в конце годов двадцатых, не то в начале тридцатых здесь прямо-таки война шла вокруг графского дворца. А сейчас кроме Кости Кривцова никто, почитай, клад уже не ищет. У Кривцова-то шиза семейная. Его дед ушел как-то на графские развалины, да так его с тех пор больше никто не видел.

— Давно это было?

— Да лет семьдесят тому назад, как не более.

— Может, просто от жены сбежал?

— Особой причины для бегства у него не было, а там кто его знает — чужая душа потемки. По деревне слух пошел, что это его призрак уволок. Но слухи они и есть слухи, их к делу не подошьешь,

— Сдается мне, Иван, что диадема из этого самого графского клада. Знать бы еще, кто ее нашел и в твою землянку подбросил.

Митрофанов от удивления даже присвистнул:

— Вон оно как! А я смотрю, что это Костя по деревне сам не свой ходит. Предлагаю вчера ему выпить, а он, шельмец, нос воротит. Докопался, значит! Ну, он теперь от меня так просто не отвертится. Тут ведь литром водки не обойдешься.

Пока Митрофанов переживал удачу односельчанина в деле, казавшемся всем абсолютно безнадежным, Ярослав сопоставлял факты. Конечно, вполне мог этот шизанутый Кривцов откопать спрятанный когда-то в годы революции старым графом клад, но какое отношение все это имеет к развернувшимся вокруг совершенно фантастическим историям? Кому и зачем вдруг понадобилось реанимировать события, происходившие, оказывается, если верить тому же Ивану, в этих местах много лет тому назад?

— О! — воскликнул удивленно Митрофанов. — Откуда эта старая рухлядь взялась на наших дорогах?

Ярослав, разумеется, с первого же взгляда узнал автомобиль доблестных сотрудников ОГПУ, на бежать уже было поздно. Впрочем, как тут же выяснилось, и не от кого, ибо за рулем черного рыдвана сидел фон Дорн, он же Терентий Филиппович Доренко, приветливо машущий рукой недавнему арестанту.

— Бери коня и дуй отсюда, — посоветовал Ивану Кузнецов, — пока тебя органы не замели.

Митрофанов совету внял. Подхватив под уздцы гнедого, он круто свернул с проселочной дороги в густые заросли.

Ярослав дождался допотопного автомобиля и без задержки запрыгнул на его заднее сиденье. Фон Дорн ударил по газам, и машина понеслась по пыльному тракту с прытью, которой детектив от нее никак не ожидал.

— Удивили вы меня, Друбич! — возмущенно проговорил фон Дорн. — Какого черта вы прохлаждаетесь в километре от дворца на виду у моих подчиненных? Мы же договорились встретиться ночью. Я уже объявил вас в розыск.