Оракул

— День еще не закончился. — Голос Орфета был тих и весел, словно музыка смягчила что-то внутри этого страшного человека. — Потому что, насколько я могу судить, как только сядет луна, кое-кто из наших новых друзей придет нас навестить. Но на этот раз пиршества не будет. Они придут перерезать нам глотки.

* * *

В лунном свете ступени Оракула призрачно белели, под ногами скрипел песок. Факел в руках у Гермии отбрасывал на каменную платформу неверные тени, его отблески плясали на краю бронзовой чаши, наполняли ее движением, бликами, таинственными силуэтами. Мирани подошла к чаше, присела на корточки.

У себя за спиной она ощущала высокую фигуру Гласительницы, чувствовала ее ледяную улыбку.

— Будет ли Бог с нами сегодня ночью? — Даже голос ее был холодным.

Мирани сглотнула подступивший к горлу комок. Коснулась чаши кончиками пальцев и подняла, ощутив грозную тяжесть. Сквозь прорези в маске она, оцепенев от ужаса, смотрела на ее содержимое — скользкое, свернувшееся кольцами тело.

— Он с нами, — прошептала она.

Я знаю тех, кто, принадлежит мне

Сетис медленно поднялся.

— Что?!

— Сам слышал. Может, эти люди и дошли до последней черты, но они не собираются продавать своих детей.

— Но они же торговались!

— Обманывали. Чтобы задержать нас до темноты. — Он задумчиво пососал зуб. — С тобой, вижу, этот фокус сработал. Надо сказать, я удивлен. Думал, ты слишком хитер, чтобы дать охмурить себя какой-то деревенщине.

Сетис вскочил с тюфяка.

— Уходим, — сказал он, стараясь не выдать своего страха.

— Да, забираем мальчишку и уходим. Он заперт в сарае. Похоже, отчим его избивает. Не сумел я с ним поговорить, все время кто-нибудь вертелся рядом. — Он склонился, чтобы завязать сандалии, и без того прочно застегнутые, потом помолчал. — Он меня знает. Ты сам слышал...

Сетис пожал плечами.

— А чего ты ждал?

— Не этого. — Маленькие глазки Орфета вглядывались в пустоту. — Он был стар. Старше меня.

— А теперь молод. — Сетис подхватил сумки, запихнул в них плащ, драгоценный запас воды, остатки ужина. — Поторапливайся же! Заберем его и смотаемся. Пошли!

Музыкант язвительно усмехнулся.

— Мне казалось, ты очень устал.

Снаружи никого не было. Полузасыпанная песком деревня в безмолвии раскинулась под низкой луной, лишь знойный ветер хлопал незапертой дверью, да копошились в груде вонючей соломы голодные крысы. Прижавшись к стене, Сетис дал глазам привыкнуть к темноте; постепенно из зыбкой мглы проявились очертания домов под плоскими крышами, а вдалеке на утесе — разрушенный храм. Обтесанные камни скатились по склону холма, жители соорудили из них стены домов и укрытия для скота. Над темным зевом колодца порхала летучая мышь.

— Иди первым. — На него надвинулась массивная фигура Орфета: от музыканта пахло потом, дыхание разило перегаром. — На случай, если кто-нибудь стоит на страже...

Сетис протер глаза. Ему захотелось сказать: «Нет, иди лучше ты», — но он не позволил этим словам сорваться с языка. Если уж кому-нибудь из деревенских суждено погибнуть от ножа, пусть его прикончит Орфет. А он — писец. Грязную работу он оставляет другим.

И прежде чем музыкант успел сказать еще хоть слово он скользнул в сторону и побежал, пригнувшись, прячась в тени. Между домами лежали широкие полосы лунного света, где он был как на ладони, а вокруг деревни простиралась озаренная луной голая, призрачная пустыня.

Он остановился под закрытым ставнями окном, перевел дыхание. Внутри хижины кто-то разговаривал. Он прислушался, но сердце, грозя выскочить из груди, колотилось слишком громко. Сетис глубоко вздохнул и побежал дальше. Он свернул за хижину, миновал колодец, обогнул по краю пустынную рыночную площадь.

У сарая он присел, хватая ртом воздух.

Деревня была соткана из белых и черных клочков. Возле запертых дверей клубилась пыль.

Сетис размотал толстую веревку. Дверь отворилась; он скользнул внутрь.

— Ты здесь? — прошептал он.

В темноте что-то зашуршало.

— Да.

В хижине было темно и тесно. Ноги колола солома. Укусила блоха, он выругался вполголоса. Потом его руки коснулись головы мальчика; он ощупью отыскал его плечи, потом руки, достал нож и перерезал веревки.

— Не бойся, Орфет ждет снаружи. Мы заберем тебя отсюда. Ты ведь знаешь Орфета, правда?

Мальчик ответил не сразу. Потом тихо сказал:

— Я помню его музыку. Пустые комнаты и его музыка. Мне кажется, это было во сне...

Сетис поднял его на ноги.

— Да. Теперь слушай. Не шуми.....

Скрипнула дверь.

Он вскочил, выставив перед собой нож.

В дверном проеме мелькнула тень — маленькая и проворная.

— Я вооружен, — прошептал Сетис, приближаясь к двери. — У меня нож!

Мальчик поймал его за руку.

— Не надо. Это моя мама...

Теперь он увидел ее. Худое испуганное лицо, руки сжимают жалкую корку хлеба, крошечную флягу с водой.

— Чего вы хотите? — еле слышно прошептала она — Вы его забираете!

— Нет. Послушай...

Она отступила на шаг. Он понял, что сейчас она завизжит. Ее вдох прозвучал как крик отчаяния, как вопль ужаса; он не мог шелохнуться, понимая, что погиб.

В этот миг толстая рука обхватила ее сзади и зажала рот.