Оракул петербургский. Книга 2

Разорванный генетический континуум, как позвоночный столб, из которого вылущили несколько сегментов, превращает субъекта уже в объект – вдребезги разбитый, функционирующий по остаточному принципу – это своеобразная социальная инвалидность. Можно спорить о степени и стадии ее выраженности, но нельзя исключить ее присутствие в судьбе конкретного человека. Многое к тому же зависит от того, на каком уровне повреждение. Травматологи знают: перелом первого шейного позвонка приводит, как правило, к смерти в первые сутки, второго – на вторые… Почти то же и с генетическими связями: хороши будут потомки от тех первопроходцев, которые испортили свою генетику на уровне Каина и Авеля: доминирование каиновой биологической связи заметно исказит всю последующую родословную. Наверное, у БВП были более поздние (по генетической линии) повреждения того континуума, идущие не от времен сотворения жизни на земле. Посмотрим, как он сам оценивает диалектику даже собственной, весьма короткой жизни: "Мы с тобою так верили в связь бытия, но теперь оглянулся я, и удивительно, до чего ты мне кажешься, юность моя, по цветам не моей, по чертам недействительной". Естественно, человеку дано видеть не дальше собственного носа – потому у БВП обзор близорукий, сугубо личный, интимно-центрический. Что означает сие откровение очевидно: обстоятельства жизни разорвали связь времен даже в течение одного явления метущегося человека на Земле. Так надо ли сомневаться в существовании разрывов генетического позвоночного столба.

Сдается, что какие-то въедливые червячки шевелились в душе БВП от рождения: отсюда грусть, раздвоенность, потеря пульса жизни, то есть счастья. Такие метаморфозы проглядывают, практически, в каждом произведении, у каждого героя. Перешагнув через семьдесят пять лет жизни, уточним финал, уготованный Богом для БВП – он был безрадостным. Смерть от тяжелого онкологического заболевания настигла его, прервав переплавку литературного мастерства в мудрейшую профессиональную идеологию. Идеология та крушила заурядные жизненные догмы, свободу творчества ставила на колени, требовала сознательного ухода от наслаждения мирскими радостями здесь, сейчас, на Земле. Грустные глаза поэта, обращенные вовнутрь – это, скажем откровенно и может быть цинично, как это водится у медиков, стигматы онкологической смуты, внесенной путем неудачных генетических комбинаций. Позволим себе такое, может быть очень уж медицинское, объяснение. Именно так ведет руку препаровочный нож, обозначая самый точный диагноз – диагноз патологоанатома. Никаких вторых мнений быть не может. Приговор вынесен окончательно – обжалованию не подлежит!

Ко всему сказанному прочно лепится и учет особенностей писательского творчества, главная задача которого отражать эмоциональную динамику жизни твоего поколения. Историки перепасуют в будущее формальные данные: где, сколько, когда жило тех или иных людей и сколько они провели воин друг с другом и прочее? Но какие эмоции, понятия, душевные переживания испытывали при этом те люди остается за кадром истории. Восполняют тот пробел художники слова, способные более-менее правдиво писать о близком – о своих соотечественниках. Именно такой материал ценен, если он вовремя фиксируется и переносится в своих книгах писателями.

Когда Мережковский, Алексей Толстой, Даниил Гранин пишут исторические романы о Великом Петре, то заранее можно сказать – будет написано вранье! Совершится лишь описание очередной "версии" – не более того! "Познай себя!" – призыв древних обозначал главное свойство человека, его неспособность даже к самоанализу. Где уж тут познать такую глыбу, как Петр I, окруженную мало понятными современным поколениям людьми – единомышленниками великого человека, тайными и скрытыми врагами и прочим людом. Вот и получалось: Мережковский косил в свой угол, в котором в эпатажной позе корчила из себя сверхчеловека Зинуля Гиппиус (жена писателя-историка); обжора и лизоблюд Толстой со своей колоколенки, низко приклонив голову перед Великим Учителем, обозревал деяния Петра Великого; Гранин предлагал иной взгляд, – как сам он заверял, взгляд инженера, строителя. Но никто из перечисленных писателей не мог знать, понимать и правдиво отразить истинные эмоции, переживаемые далекими поколениями, великой личностью, принадлежавшей другой эпохе. Все эти писатели предложили современникам для потребления свои откровенные заблуждения. Получилась кособокая историческая не правда!