Оранжерея

– По рукам. – Пока я смотрю на пацана, он снова проделывает трюк с исчезновением: вот стои́т передо мной, а через миг уже затерялся в толпе. Я могу сказать, что у парня есть талант, он делает это как профессионал. Вдруг закрадываются серьезные опасения: может, он и есть профессионал? Мы давно ликвидировали легко вычислимые цели. К сожалению, тех, кто все еще на шаг впереди нас, гораздо труднее поймать.

Мне не приходится долго ждать. Через десятую долю килосекунды шепелявый пацан появляется вновь.

– Госпожа Санни говорит, что горшочек с медом переполнен. Я отведу тебя к ней.

Горшочек с медом переполнен. Звучит нехорошо. Я передаю монеты сорванцу.

– Хорошо, куда теперь?

Прямо у меня под носом он быстро исчезает, но не настолько быстро, чтобы я не успел за ним уследить. Через несколько секунд мы проходим заднюю часть сомнительного переулка и входим в лабиринт бессмысленных дворов. Затем пацан перелезает через покосившийся деревянный забор, сворачивает в другой переулок – где полно компостных куч с невероятно неприятным запахом, – и направляется к задней двери без опознавательных знаков.

– Вот сюда, – говорит он.

Я кладу руку на рукоять меча.

– Не врешь? – Сурово смотрю на парня, затем мой взгляд падает на двух мертвых наемников, усаженных у черной лестницы. Сорванец широко улыбается мне:

– Ты сказал проверить, нет ли лишних людей в переулке, Робин.

– Санни?

Когда он кланяется с мальчишеской дерзостью, я приподнимаю бровь. Наемники со стороны будто спят – образ смазывает лишь кровь, текущая у них из носов. Очень хорошая работа для разведчика, который не является специалистом по физическому устранению. – У нас мало времени. Подтверди мою личность.

Мы улаживаем формальности по привычной в Республике процедуре.

– Итак, босс, зачем вы меня искали? – спрашиваю я. Санни, к слову, уже не начальствует надо мной, но от старых привычек трудно избавиться.

– Горшочек с медом протекает. – Санни перестает шепелявить и выпрямляется, через неказистое тело просвечивает ее природная стать. – Около двадцати мегасекунд назад мы, Вера-Шесть, получили сообщение о том, что кое-какие призраки прошлого громыхают в Невидимой Республике цепями. Ситуация быстро переросла в серьезную. Похоже, кое-кто проник в клинику памяти и захватил оранжерею изнутри.

– Оранжерею? – переспрашиваю я, прислоняясь к стене.

Санни кивает:

– Да, кто-то решил помыть стеклышки изнутри. Я отправила туда свою копию пять мегасекунд назад, и она пока не отчиталась. Боюсь, у нее оказалось недостаточно глубокое прикрытие.

– Охренеть и назад не выхренеть. – Я бросаю на мертвых наймитов яростный взгляд, будто они тоже в ответе за ситуацию.

Оранжерея – реабилитационный центр для военнопленных. Он предназначен для поощрения ресоциализации и повторной интеграции тех, кто туда попадает, в послевоенное общество – если его можно с определенными натяжками так назвать. Она размещена на старом МОНАрхе, сконфигурированном под компактную политию с одними Т-воротами, которые одновременно являются и входом, и выходом. Плохих парней загружаем – назад получаем вполне сносных гражданских. По крайней мере, такая у оранжереи была изначальная цель.

– И что там сейчас происходит? – спрашиваю я.

– Захват, – коротко бросает Санни. Я вздрагиваю и смотрю на мертвых наемников. – Да,– говорит она, прослеживая за моим взглядом. – Времени у нас мало. Насколько я смогла узнать, кто-то из старых предателей, прикинувшись лояльным, проник в Стратегический Комиссариат Забвения в Невидимой Республике и взял на себя финансирование и полный оперативный контроль над оранжереей. Все, кто находился там к тому моменту, выписаны, и мы больше не знаем, что происходит внутри. Оранжерея у новых владельцев.

– Я для такого дела не подхожу, – говорю я. – Может, пошлешь Магнуса? Или того же Синтезиста? Пошарь по верхам – пошли запрос в координационный центр Потомков или в ветеранскую организацию и узнай, не может ли кто-то…

– Я больше не существую, – спокойно говорит Санни. – После того как моя копия ушла туда и не отчиталась вовремя, плохие парни пришли за основной мною и методично устранили несколько раз. В итоге от меня мало осталось. Это, – паренек похлопывает себя по впалой груди, – лишь огрызок. Я – привидение, Робин.

– Но, – я облизываю губы, сердце затравленно бьется, шокированное известием, – что помешает им устранить и меня?

– Если у тебя не будет личности, много что. – Санни-привидение ухмыляется. – Вот что тебе предстоит сделать…

18. Связи

Суставы скрипят, сердце колотится. Тепло, темно и сонно. Постепенно я понимаю, что сижу обхватив руками колени и подбородок. Значит, я больше не в туше Фиоре? Как же хорошо. Хорошо снова быть чем-то одним, а не парой игральных костей, бросаемых семо и овамо.

Последние две недели я все время существовала в двух разных мирах.

Одна «я» лежала в больнице, общалась с доктором Хант. До полусмерти испугалась, увидев мертвого Майка в часовне. Хотела настучать на Яну священнику.