Оранжерейный цветок (ЛП)

Он так часто использует своё любимое слово, но каждый раз, когда он так его произносит, я таю. Наши губы снова находят друг друга, словно они не могут быть долго в разлуке. Интересно, если бы у нас было больше времени, залез бы он мне в шорты.

Думаю, да.

Райк делает паузу, чтобы я могла перевести дыхание.

— На каком мы этаже? — он спрашивает меня.

Заглядываю за его плечо: — Двадцать четвертом.

Он целует мою щеку, затем соединяет наши губы. Как только мы прекращаем целоваться, Райк возвращает меня на ноги и нажимает на кнопку пятого этажа. Лифт останавливается на двадцать восьмом этаже, и к сожалению, внутрь заходит толпа громко смеющихся моделей. Они одеты так, словно собираются пойти в клуб.

Они говорят по-русски и едва замечают наше присутствие.

Райк подходит ко мне.

— Так значит, тебе нравятся мои волосы? — спрашивает он, приподнимая брови.

Я встаю на цыпочки и провожу пальцами по его волосам, зная, что теперь он мне это позволит. И даже при таком легком касании, напряжение окружает нас, заставляя мое тело изгибаться навстречу ему, словно меня притягивает магнитом. Нам действительно нужно проводить больше времени наедине.

— Они мягкие. И мне нравится, что они достаточно длинные, я могу за них взяться.

Его мышцы напрягаются, он бросает осторожный взгляд на русских девушек, которые смотрят на нас и шепчутся ещё громче. Он хватает мои руки, опуская их вдоль моего тела. Не понимая, что происходит, я хмурюсь. И вдруг он начинает говорить, но не со мной. С ними.

На русском.

Я ни слова не понимаю, но он также произносит слова, как они, с таким же акцентом.

Высокая девушка оглядывается через плечо и смеется.

— Из вас вышла милая пара, — говорит она на ломаном английском.

Райк отвечает ей на беглом русском, устремив свой взгляд на девушку.

Она кивает, отвечает ему что-то на том же языке, и выходит со своими друзьями на двадцатом этаже.

Как только двери закрываются, я бью Райка по руке.

— Почему ты мне не говорил, что умеешь говорить по-русски? — я знала, что он свободно говорит по-испански, но русский язык обычно в школах не преподаётся.

Райк опирается рукой на стену.

— Разве первым делом ты не должна спросить: «о чем говорили эти девушки»?

Я качаю головой. Он сердито посмотрел на девушек после того, как мы начали говорить с ним по-английски. Так что я поняла, что девушки, вероятно, подслушивали и обсуждали нас вполголоса.

— Ты обвинил их в том, что они подслушивали наш разговор, верно? И затем она съязвила тебе в ответ, — я широко улыбаюсь и поднимаю брови. — Я права?

Он поднимает мой подбородок: — Когда ты успела так чертовски поумнеть?

— Ты разве не слышал? Это было моим вторым желанием, когда я наткнулась на волшебную лампу. Быть умнее Коннора Кобальта. Он об этом ещё не знает.

— Не теши его гребаное эго, — отвечает он мне. Эго Коннора практически живет своей жизнью.

Я провожу рукой по руке Райка, затем останавливаюсь на шее.

— Расскажи мне, — прошу я с игривой улыбкой. — Ты учил русский в школе или ты крутой секретный агент ЦРУ?

Он отстраняется: любые разговоры о его прошлом действуют как репеллент. Но мне интересно. Он не может говорить на русском и вести себя, словно в этом нет ничего особенного.

— Ага, я выучил его немного в Мэйбелвуде, — он пожимает плечами. — Мне было легко учить языки.

Это явно не вся история.

— И? — не сдаюсь я.

Ему тяжело открыться, но через какое-то время он все же продолжает: — И когда мне было пять или шесть, мама наняла мне репетиторов. Именно они и научили меня, — Райк смотрит в потолок, а затем качает головой. — Я так много матерюсь, что люди принимают меня за идиота. Хороший спортсмен, но чертов идиот. И мне плевать, пусть думают, что хотят. Я не буду им доказывать обратное. В этом нет смысла.

Думаю, что необходимо быть действительно сильным человеком, чтобы не заботиться о том, что о тебе подумают, особенно если ты намного лучше, чем они считают. Понятия не имею, почему он этому доволен.

— Почему русский?

— Потому что она хотела, чтобы я его учил, — отвечает Райк. — Я также говорю по-испански, итальянски и французски.

Я уставилась на Райка.

— Погоди, что? — я снова бью его по руке. — Ты знаешь французский?! — Роуз и Коннор говорят на французском, и Райк все это время скрывал, что понимает их. — О Боже мой, — на моем лице появляется хитрая улыбка. — Ты знал, о чем моя сестра разговаривает с Коннором все это время?

— Большинство из этого — глупости.

— А они говорят пошлости друг другу? — мне всегда было интересно.

— Иногда, — отвечает он. — Но когда они начинают, я стараюсь их не слушать. Поверь мне.

В лифте поочередно загораются номера этажей 10… 9… 8… в очень короткий промежуток времени.

Райк столько всего таил и держал в себе на протяжении многих лет. Он ещё более одинок, чем я думала. Может, ему так больше нравится.

— А Ло знает? — спрашиваю я.

Он хмурится: — О чем?

— О русском, французском, обо всем этом.

Он качает головой: — Нет. Это не имеет значения.

— Но… это то, что делает тебя — тобой, — отвечаю я. — Это является частью тебя, не так ли?