Оранжевая собака из воздушных шаров. Дутые сенсации и подлинные шедевры: что и как на рынке современного искусства

Для брендированного дилера, способного показывать художников, пользующихся большим спросом, финансовые риски от расширения могут оказаться минимальными. Когда искусство продается по ценам от 50 тысяч долларов и выше, несколько выставок, распроданных полностью, могут покрыть затраты на аренду помещения и его переоборудование. Ларри Гагосян как-то бросил, что расточительно дорогое расширение галереи в Афинах окупится после первых четырех выставок, если они будут полностью распроданы.

Негативная сторона расширения  – то, насколько это оказывается утомительным для владельца галереи. Для многих дилеров владелец и является брендом  – вспомним Гагосяна, Цвирнера или Гудман. Справедливо это и для Николаса Логсдейла в Лондоне. С открытием филиалов дилер проводит меньше времени в своей «домашней» галерее, а художники и коллекционеры уже не могут с ним встречаться лично с прежней частотой. В середине 1990-х Марк Глимчер, тогдашний президент нью-йоркской галереи «Пейс  – Вильденштейн», открыл филиалы в Лос-Анджелесе и Лондоне. Пару лет спустя он их оба закрыл, поскольку и новые, и старая галерея страдали от его постоянного отсутствия. Из этого правила есть одно заметное исключение. И это исключение  – Ларри Гагосян. Глимчер как-то сказал: «У Ларри есть особый талант: клиенты не ждут с ним встречи, они счастливы прикоснуться хотя бы к ауре Ларри».

Для «Лиссон» проблема отсутствия хозяина так резко не стояла. Лицом нью-йоркского филиала стал сын Логсдейла Алекс, возглавивший представительство «Лиссон» в  Нью-Йорке с момента его открытия в 2012 году.

Культура приобретения произведений искусства в Лондоне и Нью-Йорке сильно различается. Как выразилась Анджела Чун, старший партнер в галерее Дэвида Цвирнера, описывая покупку произведений искусства в Нью-Йорке: «Люди приходят, смотрят, спрашивают, сколько стоит, торгуются, и дело сделано». В Лондоне иначе: «Люди не рвутся на открытие. Им нужно время, чтобы посмотреть работу… понять ее, по-настоящему о ней поговорить».

Отличается и то, что продают. Лондон исторически воспринимался как рынок, где предпочитают картины с лошадьми, охотничьими собаками и умершими членами семьи. В том, что касается современного искусства, Лондон  – это скорее первичный, нежели вторичный рынок. 85 процентов рынка «Лиссон»  – первичные продажи, 15 процентов  – вторичные. В числе последних  – работы художников, которых галерея представляла ранее или представляет сейчас. В Нью-Йорке стандарт для галерей  – 50 процентов первичных и 50 процентов вторичных продаж, причем второй сегмент куда доходнее.

Еще одно различие заставляет задуматься, насколько нью-йоркские коллекционеры окажутся восприимчивыми к некоторым лиссоновским художникам из Европы и других стран. Газета  New York Times  приводит слова американского художника ирландского происхождения Шона Скалли (в контексте разговора о том, что выставляется в музеях), который считает, что мировое искусство «работает в Лондоне, в Америке оно не срабатывает». Америка формировалась «совершенно иначе,  – объясняет свою позицию художник.  – Она не колонизировала две трети мира, как это сделали британцы»^[36].

В ноябре 2015 года на нью-йоркских торгах «Кристис» одно из произведений в секции послевоенного и современного искусства осталось непроданным, и это дает еще один ответ на вопрос, какое искусство считается приемлемым в Америке. Непроданным лотом стала картина британского художника Люсьена Фрейда «Портрет голой женщины на красном диване» (1989–1991). На полотне изображена дочь художника Белла  – она полулежит на диване в сексуальной позе. Предварительная оценка лота была очень высокой  – от 20 до 30 миллионов. Ставки сделали всего двое участников, и оба даже не приблизились к стартовой цене, которая, как ожидалось, должна была составить 16 миллионов долларов. И это притом, что мировой рекорд цен на Фрейда был установлен именно в Нью-Йорке. После торгов многие сошлись на том, что «Потрет голой женщины» надо было выставлять на торги в Лондоне: британский аукционный зал был бы свободен от «давления пуританской морали»^[37], возмущенной инцестуальными намеками в картине.