Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом

Но человек с узелком в руке, направлявшийся в сопровождении еще двух хмурых людей к ожидавшему в стороне автомобилю, ничего этого не замечал. Он шагал неровно и нервно, попадая ботинками в глубокие лужи под ногами и спотыкаясь о бугорки тающего снега. Залезая в обшарпанную эмку, арестованный не заметил даже, что задел головой о верхний край кабины и его кепка свалилась в грязный ручей на обочине мостовой. Кепку поднял тот из конвоиров, который открыл перед своим подопечным дверцу автомобиля, пропуская его вперед. Другой уселся рядом с шофером, и машина тронулась, разбрызгивая талую воду.

Изо всех окон большого, оставшегося позади жилого дома, светились только два в ряду третьего этажа. Прильнув к мутному оконцу за сидением, человек всматривался в убегающие светлые прямоугольники так пристально, будто силился в них что-то разглядеть.

— Сядьте прямо! — тоном приказания сказал ему сосед.

* * *

Поднятый с постели телефонным звонком в передней, Рафаил Львович только еще начал разговор с дежурным диспетчером главного энергораспределительного пункта. Диспетчер просил срочных указаний в связи с происшедшей аварией. Рафаил Львович не успел закончить объяснения, когда раздался новый звонок, но теперь уже над входной дверью. В отличие от телефонных, такие звонки в квартире Белокриницких были большой редкостью.

— Кто там? — почти автоматически отозвался хозяин, позабыв даже отвести в сторону телефонную трубку.

— Диспетчер Чижов, — удивленно ответила трубка, а из-за двери голос дворничихи произнес:

— Откройте, Рафаил Львович, дело тут к вам!

Белокриницкий встревоженно открыл дверь. За ней, кроме дворничихи, стояли двое незнакомых в штатском.

— Вы Белокриницкий? Предъявите ваш паспорт! — незваные гости были уже в передней и закрыли за собой дверь, оставив на площадке тетю Дашу с испуганным и жалостливым выражением на добродушном лице.

Один из вошедших расстегивал большой потертый портфель, а Рафаил Львович растерянно переводил взгляд с этого портфеля на петлицы военной формы, выглядывавшие из-под штатского пальто неожиданного визитера. Он уже понял, что перед ним те, чья ночная работа выявляется наутро пустыми рабочими местами, запертыми кабинетами и испуганным шепотом сослуживцев «Взяли…», произносимым с оглядкой и только на ухо.

Однако признаться в этом понимании он боялся даже самому себе. Забытая трубка шипела от дутья на другом конце провода и недоуменно выкрикивала: «Алло, алло! Товарищ главный инженер!»

— Заканчивайте ваш разговор, — сказал человек с портфелем. — Только побыстрее, и не говорите лишнего!

Он приставил трубку к уху Рафаила Львовича, не выпуская ее из своей руки. В своем праве поступать как ему заблагорассудится непрошеный гость, видимо, не сомневался. Впрочем, не сомневался в этом и хозяин квартиры. Он с трудом выдавил из себя в трубку:

— Оставим этот разговор… до завтра…

— Что случилось, товарищ… — мембрана сухо щелкнула и умолкла.

Человек в мундире НКВД под штатским пальто выдернул из гнезда штепсель телефонного шнура и положил трубку на рычаг.

— Прочтите! — он протянул Белокриницкому небольшой бланк. «Ордер на арест»…

Рафаил Львович с тупой старательностью вчитывался в серые печатные строчки на листке серой бумаги. Среди них выделялись вписанные фиолетовыми чернилами его фамилия, имя и отчество. Внизу после более жирно отпечатанного «прокурор» стояла невыразительная закорючка. Читать, однако, было трудно. Какие-то статьи и кодекс, обозначенные непонятными буквами и цифрами, прыгали перед глазами, куда-то плыли, менялись местами и спутывались в неразборчивую вязь. А он все силился составить из них осмысленную фразу. Ночной гость протянул Белокриницкому еще один бланк — ордер на обыск. На этой бумажке так же прыгали слова, цифры и буквы, и так же приплясывал жирный прокурор с его закорючкой.

— Вы арестованы, — услышал Рафаил Львович голос энкавэдэшника. Голос, однако, звучал глухо, как будто доносился через толстый слой войлока или ваты. — Есть у вас оружие?

Вата мешала не только слышать. Набитая под черепную коробку, она мешала понимать даже самые простые вопросы, как если бы они задавались на незнакомом языке.

— Я спрашиваю: оружие у вас есть? — энкавэдэшник уже почти кричал.

— Какое оружие? О чем вы спрашиваете? — Лена в капоте, с подобранными под гребенку волосами показалась в дверях спальни с документами мужа в руках. — Вот возьмите… — она смотрела на грубияна с презрительным недоумением, как на человека, спросившего в аптеке балалайку.

— Мы произведем в квартире обыск… — бросил тот, беря документы, — а вы, — обратился он уже к Белокриницкому, — одевайтесь, поедете с нами!

Рафаил Львович почувствовал, что ватными стали уже и ноги, и бессильно опустился на стул.

— Успокойся, Рафаил, — Лена подошла к мужу вплотную и одной рукой прижала к себе его голову, другой, как маленького, гладила по волосам. — Ты ведь ни в чем не виноват, правда? Значит, нам нечего и беспокоиться…