После многих ночей бессонной страсти Андрей открыл наконец коричневую тетрадь, которую нашел в кармане бушлата погибшего. Он прочитал ее от корки до корки и почувствовал, что его светлые, коротко подстриженные волосы встали дыбом.
Эта женщина не та, кому он должен был отдать деньги того парня. Более того, он отдал ей почти все свои… Но это его грех.
Андрей почувствовал отвращение к ванили навсегда. Никогда в жизни он больше не съест даже булочки с ванильным запахом.
На следующее утро он вышел от Оксаны и снова нанялся на краболов. Он должен заработать вдвое больше, чтобы выполнить последнюю волю парня. Если бы тот не толкнул его в плечо, то Андрей не очнулся бы на крышке рундука. Это ему в живот впился бы багор бандита.
Во время остановки в маленьком порту, где краболов загружался углем, Андрей развернул местную газету и увидел объявление, выделенное оранжевым цветом:
«Абсолютно ненужные вещи, оставшиеся от молодого ухоженного мужчины – размер 52- 54, рост 180- 186. Часы, обувь, размер 44. Кожаный бумажник, к сожалению, пустой, но подходит для любых купюр – рублей, евро и долларов. Жду. О.».
Это ему знак, догадался он. Зовет обратно – таким изощренным способом. Эта женщина хотела не просто разорить его. Она хотела оставить его при себе.
Но он уходил от нее все дальше и дальше… По воде. И не собирался возвращаться по суше.
После рейса Андрей получил деньги. И теперь ехал в Москву…
Официантка в белой бейсболке забрала у него стакан и положила счет на столик. Он расплатился, оставил девушке на чай за терпение и пошел в свое купе.
9
Ольга открыла глаза. Что это? Что за звук? Снова ведро катается по балкону? Она напряглась. Сердце билось гулко, в ушах грохотало, как от звуков тяжелого рока в проезжающей под окнами машине. Или… это плеск воды? А вой – что это? Какой протяжный… О-о-о…
Кто-то зовет ее?
«Сама знаешь кто…»
Тело взмокло под тонкой желтой пижамой. Она знала, он зовет ее.
Ткань прилипла к спине, Ольга приподнялась, высвобождаясь из липких объятий. «Похожи на его последние объятия?» – спросила она себя.
Она снова легла на спину.
«Брось, не сочиняй, это ветер и дождь. Ну да, конечно, – Ольга торопилась успокоить себя, – это снова дождь. Нынче летом на Москву опрокинулся океан воды, хотя обещали сушь. Дождь – он такого же серого цвета, как океан, и лужи тоже… Перестань, не заговаривай себе зубы», – приструнила себя Ольга.
Она поморгала в темноте, напрягая зрение, словно силясь что-то рассмотреть. Близорукие глаза обманывали, рисовали странные картины. Если бы Ольга не знала, что напротив кровати окно, задернутое зеленой занавеской, она бы подумала…
Занавеска поднялась, вздыбилась. Потом, опадая, словно угасшая волна, зацепила краем что-то… Это что-то скрылось под водой навсегда.
Ольга дернулась и села в постели.
Его больше нет, внезапно поняла она. Опустила голову и уткнулась носом в колени. Мягкая ткань желтых пижамных штанишек погладила по щеке.
Но его давно нет рядом, напомнила она себе.
А теперь его нет нигде.
В голове зашумело, будто в ней тоже плескались волны, опережая друг друга, торопясь утишить боль, приласкать. Нежно пройтись по спине, по животу, по бедрам. Так, как когда-то его руки…