Оранжевый парус для невесты

– Знаешь, – говорил Юрка, который читал фантастику взахлеб, – такое вполне может быть. Вот бы тоже заглянуть, да?

– Ага, – фыркнула она, – а потом слететь с катушек?

Через много лет, когда они с Юрой лежали в этой постели, где сейчас она плачет по прошлому, Ольга спросила его:

– А как ты все-таки понимаешь, что такое параллельный мир?

Юрий не удивился, будто только и делал, что думал об этом.

– Тот, в котором мы с тобой оказались, Ольга. Сейчас, вместе.

Она услышала в его голосе такую тоску, что не стала спорить. Она-то считала этот реальным. А в параллельный мир ей все чаще хотелось уйти, убежать, скрыться в нем, пускай на время. Отдохнуть от этого, от всего, что нет сил изменить.

«В тот мир, где нет Юрки?» – Ольга подталкивала себя к опасной черте.

Она запомнила, как тоскливо стало на душе от собственного признания. Больно-больно. Она никогда не думала, что сможет произнести похожее даже мысленно.

– Этот мир для меня кошмар, – продолжал он. – Мне… страшно. – Он уткнулся ей в шею и обнял. Так крепко, что ей тоже стало страшно, но по другой причине – никогда ей не вырваться из этих объятий.

«Ничего, ничего, потерпи, – успокаивала она себя. – Потерпи…»

Чем дольше они жили вместе, тем яснее Ольга начинала понимать: Юрка, который пришел к ней после армии, не тот, которого она знала всегда, до последней царапины. Он не сказал ей, откуда у него шрамы на спине. «Мне там не видно», – отшучивался он в ответ на ее назойливые вопросы.

Он раздражался по каждому пустяку, словно все вокруг отвлекало от чего-то, что сидело внутри.

– Тебя бодает Минотавр? – однажды спросила Ольга.

Произнеся слово-пароль, она надеялась вернуть прежнего Юрку хотя бы на минуту. Поскольку такое слово обычно заставляет ощутить время, из которого оно вынырнуло.

Он не сразу понял, о чем говорит Ольга, но, продравшись через мучительный лабиринт своих мыслей, бросил:

– Он вот-вот меня забодает. – Рванул рубашку. Ольга увидела, как посыпались пуговицы. Она кинулась к нему, желая защитить.

– Юрка! Ты что? Я с тобой, не бойся…

– Уйди! – прохрипел он, его глаза налились кровью. Ольга похолодела.

Она отступила, но не от страха, Юрка не тронет ее пальцем, никогда. Она видела, с какой яростью он дрался с мальчишками, но не с ней, даже в детстве.

Он смотрел сейчас на нее и говорил:

– Я пропал, Ольга. Ты не знаешь меня. Ты видишь не меня… меня больше нет.

Она протянула к нему руку:

– Есть, есть, ты есть, Юрка. Я вижу тебя. Иди ко мне… – Ее ласковый голос звал за собой, он пошел на него…

В нежных объятиях большое тело расслабилось. Даже шрам на спине побледнел, заметила Ольга, когда он отвернулся от нее. Она перебирала темные волосы на затылке, густые, какими они были у Юрки всегда.

Шепча разные слова, она ощущала себя невероятно сильной, настоящей женщиной, способной успокоить «сердце воина, опаленное битвой». Ольга давно где-то вычитала эту фразу и запомнила. Еще бы, она дочь военного, такое не забыть.

Но… Юра не участвовал в битвах, размышляла она. Тогда почему его сердце должно быть опалено чем-то? Не важно, одергивала она себя. Он затихает, он успокаивается рядом. У них все нормально. У нее прекрасная работа, им хватает денег, а Юра устроится. Снова станет близким и понятным, каким был всегда. Раньше. Дома… Ведь она знает его так хорошо, так давно. Как… себя.

Он спал, она лежала рядом с открытыми глазами. «Хочешь видеть будущее? Всмотрись в настоящее, – призывала она себя. – Теперь, когда тела умолкли, признайся, что чувствуешь сейчас. И не лги себе».

Тревогу и боль, вот что она ощущает. После страстных минут телесного единения и животной радости все будет так, как час назад.

Ольга опустила веки. Ей не хотелось смотреть на будущее.

У Юрия есть причины для отчаяния, понимала она. Прошел год, как он живет у нее, но до сих пор без работы, без друзей, без родных. Она едина во всех лицах. Но разве это ощущение когда-то настораживало ее?

Они, конечно, были особенной парой – росли не в толпе, не в большом городе, даже не в малом. В закрытом пространстве военного городка, за высокими кирпичными стенами. На вахте стоял солдат с автоматом, которому не положено впускать не только чужих людей, но и чужие нравы. Поэтому в пятнадцать лет и она, и он были не такими, как их ровесники за стенами городка.