Орбека. Дитя Старого Города

Второго марта, когда Господь Бог дал день весны и как бы воскрешения после мученичества для бедной Варшавы, когда её стотысячное население вышло хоронить своих жертв, с такой торжественностью, какой новая история не знает, Франек не мог даже выглянуть в окно на этот незабвенный поход, что в жизни людей, которые его сопровождали, что на него смотрели, есть эпохой, представляет как бы сновидение неземного торжества.

Эта тишина улиц, эта торжественная серьёзность народа, эти дети, несущие стражу, перед рассудительностью которых склонялись седые головы, эти пять гробов, убогих, чёрных, украшенных только тернием и пальмами; эта неизмеримая простота всей торжественности, это согласие всех, подающих друг другу руки при останках, после многолетней борьбы и ненависти, – было это несравненное зрелище, было это что-то, как сени небес прекрасного и святого. Как в жизни людей есть минуты апофеоза, так и в жизни народов; в истории Польши, за исключением дня 3 мая, мало подобных минут. Добровольный отход войск, уважение народной боли было со стороны солдат чудом, после которого она быстро опомнилась, возвращаясь к своей роли, пожалев о честной покорности, как о политическом грехе.

Только Ендреёва сбежала на улицу, чтобы лицезреть протягивающийся по Белянской кортеж, но вскоре заплаканная вернулась к сыну, рассказывая ему о тех пяти гробах и о евреях, которых видела, идущих вместе с нашими ксендзами за кортежем.

Анна пошла вместе с отцом прямо на Поважки. Лицо Франка горело, когда он слушал рассказы, и по нему текли горячие слёзы, слёзы благодарности к Богу, который, казалось, открывает более светлое будущее для Польши.

После этого дня, после этой светлой минуты, почти с часа, когда останки были засыпаны землёй, а народ расплывался с гордостью великой, одержанной над собой победы, – началась новая эра.

Правительство начало борьбу за восстановление той власти, которую было выпустило из рук, пришли разумные советники. Уже вечером можно было увидеть перемену в расположении.

Сразу с похорон Млот с ксендзем Серафином и несколько человек молодёжи пришли, неся обломки пальм и венцов, в опочивальню мученика, чтобы перед ним излить эту радость, чувства – чтобы и его жертве отдать надлежащую дань.

В этот день утром несколько особ прислали анонимно пальмы, украшенные в цветы, Франку. Множество мелких подарков и памяток окружали его. Ендреёва плакала, видя, как знакомые и незнакомые заботились о её сыне, как весь достойный город чувствовал с ней вместе и уважал геройское мужество её ребёнка.

Вся комнатка Франка на это утро была украшена как в праздник, а весёлый лучик солнца, прокравшись сквозь стекло, играл в ней весело на картине, которая стояла на мольберте. Франек умел мужественно страдать. На его бледном лице не видно было упадка духа, страха, боли, был сияющим и господином себе, – он улыбался, а внутренний покой излучался на его красивом лице. Простреленная нога, может, не слишком его донимала, потому что, к счастью, пуля не задела кости, порвала только сухожилия, и было сомнение, восстановит ли полностью владение ею, но рана заживала быстро. Гораздо хуже было ранение, полученное в руку глубокое и болезненное. Франек, несмотря на страдания, ради одной матери, потом для того, чтобы испытать в себе силы духа, силился показать себя весёлым и спокойным.

В этот день только то умиление, которое охватило всех, выжимая слёзы из глаз, давно от них отвыкших, тронуло и больного, слёзы, плоды какого-то незнакомого, блаженного чувства, навёртывались на его глаза.

Возбуждённая Ендреёва каждую минуту поднимала вверх руки и повторяла:

– Чудеса Господни! Никогда подобных не видели глаза людские: неприятель разоружён нашей добродетелью! У могил объединяющиеся люди, сословия, вероисповедания; такой пыл, братство, смирение… О, Боже мой! Пожалуй, конец света!

– Это значит, – сказал, входя, Млот, – не конец света, но начало новой эры.

– Это значит, – добавил за ним ксендз Серафин, – что кто с Богом и no-Божьему, с тем Бог! Quis ut Deus! Мирские люди, – добавил он, – вы, может, думаете, что не имеет значения, какому святому посвящен в календаре сегодняшний день? Гм? Признаюсь вам, что я ксендз не учёный, простой клеха, simplex servus Dei, но я заглянул в календарь. О, чудо! Святой Симплициуш! Признаюсь и в том, что жизни его не знаю, но само это имя имеет большое значение. Simplex! Мы будем просты духом, пойдём простыми дорожками и одержим победу. Вот, что есть, как говорил этот квестарь, как вы знаете…

– Да, простые, как голуби, но и хитрые, как змеи, – добавил Млот живо, садясь у кровати Франка. – Мы как раз по отношению к этим людям, что кривые и хитрые, может, слишком голуби.

– Голубей есть царство небесное! – вздохнул Серафин.

– Но не земное! – рассмеялся кто-то.

– И достаточно, – прервал третий. – Как ты себя чувствуешь, Франек?

– Как? – спросил больной. – Видите, отлично, сегодня не чувствую боли, триумф меня вылечил.