Орда (Тетралогия)

Орда (Тетралогия)

Месяц Седых трав

Глава 1 Оргон-Чуулсу Май—июль 1939 г. Халкин-Гол

Ещё немного, ещё чуть-чуть,

Последний бой, он трудный самый.

М. Ножкин. Последний бой

Ну, вот они. Ага, идут, черти узкоглазые. Самураи, мхх…

Дубов поудобнее примостил винтовку, скосив глаза на старшину Старогуба, кивнул на пулемёт. Может, мол, с него долбануть?

Старшина скорбно поджал губы — рано, не остыл ещё кожух, а охладить нечем — вода во флягах кончилась. Дубов и сам это знал, просто так кивнул — больно уж захотелось врезать хорошей такой очередью по желтолицым япошкам…

А те напирали, помаленьку обходя замаскированное средь замшелых камней пулемётное гнездо. Хорошо расположились братишки-монголы, удобно. Да только не помогло — вон, лежат, бедолаги… Одна граната. И как успел самурай подобраться?! Ведь видел же на сопке наших, знал, знал, что не уйти. Смертник… Видать, сильно достал японцев монгольский пулемётный расчёт.

А японцы шли… уже даже почти не маскируясь, нагло так… Черти!

Старшина осторожно дотронулся до плеча Дубова — вот теперь пора! Иван, как учили, совместил целик с мушкой… А близко, близко уже подошли, гады! Видно даже, как злобно блестят глаза, и жёлтые матерчатые звёздочки на красных петлицах, на воротнике хэбэшки, тоже хорошо видать. Две звёздочки — итто-хе — рядовой первого класса. Опытный… Видать, немало наших поубивал…

Мысленно — очень быстро — соединив невидимой линией целик, мушку и перекрестье ремней на груди японского солдата, Дубов, стараясь, чтобы воображаемая линия не разорвалась, осторожно потянул спусковой крючок…

Винтовка дёрнулась, выстрел прозвучал неожиданно — важное условие необходимой меткости. Японец резко остановился, словно бы наткнувшись на внезапно возникшую преграду, выронил на каменистую землю винтовку и, нелепо взмахнув руками, завалился на спину.

Есть!

Иван тут же принялся выцеливать второго. Рядом стрелял старшина Старогуб, позади, с сопки, тоже послышались выстрелы. Наши…

Небольшую, не успевшую уйти к своим группу японцев быстро взяли в клещи. Самураи огрызались, но ясно уже было — обречены. Теперь главное — успеть отойти обратно за реку. Как бы японцы не разбомбили переправу…

Вжик!

Дубов едва успел втянуть голову — машинально, словно каким-то невозможным чудом заметив летящую в него пулю. Обошлось! Однако, пристрелялись, сволочи.

Иван быстро откатился за пулемёт, пристроил винтовку. И снова — хладнокровно: целик — мушка — гнусная самурайская рожа! Плавно потянуть спусковой крючок… Выстрел… Есть! Ещё один!

Позади, на сопке, вдруг послышался клич:

— Ур-а-ааа!!!

Наши поднимались в атаку…

Значит, все, улыбнулся Иван. Значит, скоро конец. Хороший бой был. Жаль только монголов… А денёк, денёк-то какой! Солнышко и синее-пресинее небо. И как же хорошо он начинался, спокойно так, мирно…

Да уж, утро двадцать восьмого мая 1939 года выдалось солнечным, ясным. Воздух был прозрачен и чист, а небо — синее и высокое, чем-то напоминавшее родное, русское небо в жаркий июльский полдень.

Красноармеец Иван Дубов, рядовой 3-й роты 149 стрелкового полка, выбрался из землянки — даже, скорей, просто ямы — и тоскливо посмотрел в сторону уныло стоявшей неподалёку полевой кухни. Нет, не дымилась, так ведь и не привезли вчера дрова. Ну, может, сегодня…

— Что, парень, не спится? — К Ивану подошёл сержант Бибиков, пулемётчик, бывалый боец. Улыбнулся, вытащил из кармана кисет с махоркою, протянул Дубову. — Будешь?

— Спасибо, товарищ сержант.

Присели здесь же, у чахлого кустика…

Сидели молча. Курили. Думали.