При имени Цзяо Ли многие из сидящих скривились. Велев слугам наполнить кубки, хозяин представил всех Баурджину. Того, что с флейтой, похожего на Троцкого, звали Юань Чэ. Он, как легко было догадаться, являлся поэтом и музыкантом. Естественно — из хорошей семьи, а потому — вхож в лучшие дома Ляояна. Сильно напоминавший Генриха Наваррского молодой человек оказался сыном какого-то важного императорского чиновника, «Чехов» — его сводным братом, ну а тот, что при сабле, — тысячником с северной границы. Чин его Баурджин для себя определил как капитанский. Не великий, но и не малый. Судя по усам, этот человек явно жаждал большего, нежели командовать дальним гарнизоном в позабытой всеми богами крепости. Звали «капитана» Елюй Люге. Имя несколько странноватое для ханьца или чжурчжэня, Баурджин это для себя отметил, но спрашивать, естественно, ничего не стал, понадеявшись на завтрашнюю встречу с каллиграфом. Уж тот-то наверняка растолкует, что к чему.
Выпили, как водится, сначала — за здоровье императора и всех членов его многочисленной семьи, потом налили ещё по одной. А дальше уж пошла беседа, во время которой Баурджин старался меньше говорить и больше слушать. Если же и открывал рот, так только затем, чтобы произнести какую-нибудь шутку или очередной тост — не хотелось, знаете ли, при первой же встрече выглядеть бирюком, а болтать пока не следовало. Совсем отмолчаться не удалось — гости набросились с расспросами. Любопытно им было, как там живут люди в Си-Ся? Как развлекаются, как воюют и прочее. Баурджин отвечал осторожно, стараясь не вдаваться в подробности. Ещё слава богу, что изо всей компании, похоже, никто не был в той стороне, стало быть, и не могло найтись общих знакомых или тех людей, коих все в городе знают, а вот Баурджин...
И как-то так вышло, вроде бы само собою, что беседа плавно перетекла на войны — на те, которые когда-то были, на те, которые уже шли, ну, и на те, что ещё будут. Такова уж человеческая натура, никак без войны не может. Да и выдавалось ли хоть когда-нибудь на земле такое время, чтобы не было ни одной войны, даже самой маленькой, завалящей?
Вот по этому вопросу и поспорили. «Капитан» Елюй Люге, азартно подкручивая усы, утверждал, что войны всегда были и всегда будут, с ним соглашался поэт Юань Чэ, а вот хозяин дома и сводные братья были категорически против.
— А вы как считаете, уважаемый? — обратился к Баурджину Лу Синь.
Гость лишь развёл руками:
— Где мне, бедному торговцу, разбираться в военных вопросах? Ведь война, я так думаю, не менее сложное дело, чем торговля, ведь так?
— Конечно так, господин Бао! — Тысячник каким-то образом почуял в этих словах неявно высказанную поддержку. — Даже по-другому я бы сказал: война куда более сложна, чем торговля, вот и великий Сунь Цзы писал...
— Ой, ладно, ладно, будет тебе, Елюй! — со смехом замахал руками хозяин дома и, повернув голову, подмигнул Баурджину. — Ведь наш друг с Пограничья будет сыпать цитатами до тех пор, пока совсем не опьянеет, как уже было в прошлый его приезд. Ещё и стратагемы вспомнит...
— Кстати, насчёт стратигем! — к явному неудовольствию Лу Синя, громко произнёс тысячник. — Великий Сунь Цзы в числе прочих стратигем называл следующие: скрывать за улыбкой кинжал, бить по траве, чтобы спугнуть змею, ловить рыбу в мутной воде, заманить на крышу и убрать лестницу...
По знаку хозяина расторопный слуга, уже в который раз за сегодняшний вечер, доверху наполнил кубки. Выпили за дружбу, потом — как-то так незаметно — за любовь. И вот после этого решили позвать женщин из ближайшего весёлого дома.
— Я знаю одно недавно открывшееся заведение недалеко от западных ворот, — похвастался поэт. — Там не девушки, а благоухающие розы.
— Розы, говоришь? — недоверчиво прищурился Лу Синь. — У западных ворот? Не то ли заведение ты имеешь в виду, друг мой, коим владеет тётушка И Сунь?
— Да, — с некоторым удивлением согласился поэт. — Именно тётушка И им и владеет. А ты что, Лу Синь, уже там побывал? Да... и вот ещё что, я всё хотел спросить тебя: где ж твоя жена и дети? Что-то их сегодня и не видать, и не слыхать. Обычно, я заметил, бывает иначе.
— Они в гостях, — скромно заметил чиновник. — С оказией поехали в Кайфын, навестить родственников. О, моя жена из благородной семьи...
— Да мы знаем, знаем, Лу Синь, — рассмеялся один из братьев, тот, что походил на Генриха Наваррского. Рассмеялся и тут же подначил: — Что ж ты сам-то с ними не поехал?
— Шутишь! — притворно вздохнул чиновник. — Без меня весь город встанет! Кто будет следить за чистотой, поддерживать порядок в банях и гм-гм... известных домах? Да, наконец, следить за чисткой уборных? Я знаю, вы над этим смеётесь, а я так считаю: городские уборные — это, пожалуй, самое важное дело, ничуть не менее важное, чем состояние крепостных стен или колодцев. Чуть недосмотрел — и пожалуйста вам, болезни и мор. А кто за всё отвечает? Я, скромный шэньши Лу Синь. Попробуй тут уехать... Работаю, можно сказать, не покладая рук своих, без отдыха и даже почти без сна.