Орда встречного ветра

Напор ветра чуть стих: скоро волна. Я бегом заняла свое место в середине Пака. Карабины наготове. Карст слева и Альма справа пристегнули меня к своим поясам. Я схватила концы ремней ястребника и Степпа впереди себя и завинтила кольцо. Затем услышала, как за мой ремень сзади защелкнулся Ларко. Но не Караколь…

— Караколь? Зацепись!

— Караколь, ты куда?!

— Он с ума сошел!

— Держите его!

) В то время как Орда геометрически, нервными маленькими шажками выстраивала свои ряды, как тяжелые, полностью закрывающие лицо деревянные и стальные шлемы надевались на головы тех, кому каркас позволял выдержать вес не согнувшись, Караколь вытворил нечто

743

неслыханное: он выскочил из Пака. Онемев от такого безумства, я только смотрел, как он разбежался, мигом вскарабкался по стене дамбы, буквально взлетев наверх, подпрыгнул на верхнем бортике и приземлился на колени, воздев руки в контражуре, с физиономией, расплющенной под потоком несущейся на него земли. На мгновение он показался мне совершенно прозрачным под этой струей. Я хотел ему что-то крикнуть, но было слишком страшно, слишком много ужаса в легких, чтобы… Да он уже и сам обернулся… соскользнул по склону, одним коленом вперед, изображая реверанс… После чего открыл рот, выталкивая из живота достаточное количество воздуха, чтобы продекламировать фразу, смысл которой теперь, с оглядкой на прошлое, кажется мне бесконечно прекраснее, нежели в тот самый миг:

— Ярветер, идущие мудреть приветствуют тебя!

Спрыгнул на землю, словно кот, занял свое место и зацепился…

x Канаты заскрипели, и вся Орда разом отпрянула назад. Было слышно, как идет волна. Восемь секунд.

) Можно было четко различить момент, когда ветер перестал свистеть и перешел на совершенно нечеловеческую скорость, невыносимую даже для камней и кустов. Звук лишился своей острой чеканности, вышел из пятой формы и превратился в то, что, однажды услышав, ни один ордиец не сможет стереть из физической памяти, этот жуткий факел из соскобленной земли, что назывался ярветром. По прокатившемуся грому ударную волну слышно было за сотню километров к верховью. И, хоть я и не был новичком, хоть это и был пятый ярветер на моем счету, холодный ужас разлился по моему позвоночнику и в

742

тот же миг, — моментальный рефлекс, с которым невозможно совладать, который невозможно приобрести…

— Осторожно!

— Твою мать…

II ХРОНЫ

¬ Те, кто вам скажет «я во время волны думал о том-то и о сем-то», — соврут. Во время волны не думаешь. Во время волны не помнишь, чего хотел, о чем мечтал, на что считал себя способным. Одно только тело дает отпор. Как может. Оно испражняется, мочится в штаны. Проглатывает собственный рот, вместе с зубами, как кусок мяса. Сжигает в судорогах сухожилия, пытаясь удержаться за ремень. Обливается слюной. После каждый может рассказывать, что захочет, рассусоливать, толковать, раскалывать словами эту глыбу неотесанного страха… Что я хотел бы вам сказать — вам, кучке крытней, забившихся по углам кирпичных клеток, когда вы примитесь нас допытывать из-за заборов ваших деревень с наштукатуренными домишками, сейчас или через недельку, но я вас вижу насквозь, вас, отсидевшихся в удобненьких укрытиях, с порозовевшими под конец вечера личиками, под краснощеким солнцем, поблескивающим в ваших стаканах, в ожидании, пока вам расскажут, пока отполируют перед вами груду подвигов, что я хотел бы вам сказать о ярветре… Но хватит трепа. В ярветре не говорят. В ярветре пытаются выжить, пока он молотит тебя в самый лоб, потому что он не обволакивает и не «поглощает» или каких вы там еще слащавых словечек понапридумывали, он бьет как убойный молот,

740

в самые трещины костей. И здесь одно дело — держаться, когда ударом голову срывает с плеч. Держаться и больше ничего. Именно это я и сделал, все. Меня чуть не перерезало ремнем напополам.

— Вы как?

— Уфррр…

— Все целы? Есть раненые? Отвечайте!

x Изо всех щелей раздавался фыркающий рокот. Мы, словно звери, извивались и отряхивали после ливня свои шкуры. Впадину еще время от времени промывало дождем, раскидывая песок; пара красных вихрей свистели на бровках котловины, опадали и растрепывались на новые, поменьше, но самые крупные воронки были уже позади. Близилась передышка, где-то на полчаса, главное только, чтобы хроны не стали формироваться в турбулентности кильватера. В общей сложности все прошло, как я и предполагала. Всегда есть надежда на лучшее, как говорится, хотя пронесло на волосок. Но худшее впереди, его принесет со вторым валом.

— Ороси… Ороси! Что это было?

Аои легонько потрясла меня за плечо. Лицо у нее было светло-зеленое. Она размотала свой тюрбан, чтобы вдохнуть немного воздуха, но краски еще не отважились вернуться на ее лицо, омыть прелестную кожу, мягкую и свежую, как ни у кого в Орде. Даже в этом полном помешательстве Аои удавалось сохранить присущую ей грациозность и детскую легкость.

— Ты правда хочешь знать?

— Да, я хочу понять, что с нами произошло.

— Видишь выступающий гребень, там, на хребте?

— Да.