Но Голгот уже разжал пальцы. Немыслимым рефлексом он оттолкнулся от стенки ногой и в безнадежности смирился с неминуемым. Оценить длительность падения в процессе невозможно, а память воссоздает лишь реконструкцию в замедленном виде. По правде говоря, все случилось так быстро, что никто не успел отскочить от кучи плоти и одежд, грохнувшихся на нас. Тело Голгота натянулось, все конечности вытянулись, и оно ударилось о гребень, окаймлявший откос. От удара сжалось в комок, отскочило от снежного матраса и полетело прямиком в бездну.
тросом, разодрала ему руки и прошлась по бедру. «Пойди посмотри» — повторил он.
— Голгот! — крикнул Тальвег. — Голгот!
Арваль сбросил спасательную веревку. Он не ждал распоряжений. Тот, кто последние тридцать пять лет давал ему приказы, теперь болтался под отвесом. А значит, нужно было идти на помощь.
— Арваль, ты его видишь? — спросила Ороси сдавленным от страха голосом.
— Як!
— Как… Какой?
— Весь обмяк, Ош-Ош! Не очень!
— Он жив?
— …
— Эрг его сейчас поднимет! Держи веревку так, чтоб его не качало, если можешь!
— Альма! Силамфр ранен, — позвал ястребник.
— Кто?
— Силамфр!
— Что такое?
— Ледоруб Голгота угодил ему прямо в голову. Он сознание потерял! Похоже рана серьезная!
тянем мертвеца, то 34-й Орде конец. Я это понимал, как и все остальные. Это было написано на их обнаженных лицах, все поснимали шлемы и стояли, держа их в руках, с потерянным, глупым видом, это было видно по резким жестам Фироста и застывшему ужасу на лице, его чувство вины бросалось в глаза еще больше, чем всеобщее исступление. Ни Эрг, ни Фирост, ни кто бы то ни было другой никогда не будет Трассером уровня Голгота, никогда. Я даже не знаю, был бы я сегодня здесь, если бы ни его харизма, ни ведущая за собой остервенелость, не знаю, был бы здесь Пьетро, решились бы мы выйти из лагеря, продержались бы эти шестнадцать дней в самом сердце Норски, после всех этих шквалов, противоречащих друг другу предупреждений, что обрушились на нас в Бобане, после сдержанных, но чудовищных рассказов наших родителей, после ледяной смерти, которую они пережили до нас и которая теперь отнимала у нас Трассера. Тальвег отстегнул его и положил на покрывало; Ороси, что-то ему нашептывая, склонилась над его лицом, пытаясь понять, дышит ли он, приподняла его голову и освободила шею. Изо рта у него стекала струйка крови. Она перевернула Голгота набок, расстегнула куртку и положила руку ему на сердце. На ее сжатом лице показался проблеск, гримаса ужаса стала понемногу расползаться, раздвигая ткани испуга:
— Сердце бьется ровно.
но изможденный, Альма дрожала. Мы столпились вокруг Голгота, мешали ей. Вот прозвучал вердикт:
— Он потерял сознание. На первый взгляд переломов нет. Нужно следить, чтобы он не задохнулся. Удар головой был сильный, но думаю, ему крупно повезло, его отбросило рикошетом от снега, это амортизировало шок. А вот Силамфр…
— Что с ним? — еле прошептала Аои.
— Похоже, что при падении ледоруб Голгота пришелся ему прямо по голове. У него кровоизлияние из носа и из ушей. Это значит, что у него черепная травма.
— С ним все будет в порядке?
— Если травма неглубокая, то возможно. Но чтобы спасти, его нужно немедленно переправить в лагерь. Как можно быстрее.