Читаем Орда встречного ветра полностью

— Вы и впрямь артисты, нечего сказать… Не бывает секретных боев. И уж тем более, когда дело касается элиты Кер Дербана. Где-то поблизости всегда засядет ордановский докладчик, чей-нибудь агент, другие бойцы, Преследователи.

— И где все они были, неладен ветер?

— Один проторчал весь бой в двухстах метрах отсюда, на входе в зону, в черном воздушном шаре. Другой засел на дереве в линейном лесу. Этого я, кстати, зацепил на обратном круге винта. Остальные были в камуфляже, в траве.

— А Дубильщик?

— Это он перерезал Силену горло…

— Что? Дубильщик?

Тут я серьезно начал подозревать, что у Эрга начался горячечный бред или что он решил над нами чуток по-


573


издеваться. У меня челюсть отпала от оторопи. Эрг спокойно продолжил:

— Он залег среди комьев земли, прикрытый травой, прямо посередине зоны боя. И похоже, что с самого начала. Когда я запустил вертотрос, я перерезал Силену ось побега, но у него получилось увернуться. Он бросился на землю. И больше не встал.

Фирост нашелся первым:

— Да мы сами все видели! Мы были в пятидесяти метрах. Ни черта Силен не увернулся, Эрг! Ты ему вертотросом горло полоснул, и он рухнул. Ты его на полном ходу сбил!

— Ну, будем считать, что сбил, раз тебе так хочется.

Повисло долгое, хрупкое, мучительное молчание, весь смысл которого словно разорвался изнутри черной медузой. Эрг снова опустил голову и осторожно улегся по требованию Альмы. Он закрыл глаза и сжал правую руку на металлическом изгибе бумеранга. Губы его едва заметно зашевелились:

— Трубинаст

Я повернулся к Пьетро, взглядом спрашивая, что означало это слово. Я бы не сказал, что выражение лица у него было как у человека, которого уверили и успокоили насчет грядущей доли. Мне показалось, что он был где-то очень далеко отсюда, когда наконец ответил:

— Это значит «поэт».


Караколя (и меня вместе с ним) немного вывели намеки его дружка Лердоана. Только что? Эрг победил, что тут неясного? В чем это кучка придурков из Движения была лучше нас?

— Кто-то вмешался в бой. Кто-то, кто обладает вихрем, живостью. Кто, вполне возможно, даже черпает из нее


572


силы. Скорость Эрга, его способность просчитывать ходы, всего этого было бы недостаточно, чтобы противостоять Движению. Ему бы потребовалось умение применять технику наименьшего разрыва, а не только обычные уклоны, пусть даже и сверхскоростные. В бою с молнией преимущество может дать только живость. Только она способна превзойти относительные скорости и молниеносные вариации. Только она может иметь превосходство в скорости за счет своей способности актуализировать прерывистость. Скорость и движение остаются измерениями пространства-времени. Живость же сама по себе чистейшее проявление несвоевременности. Она прорывается из самой структуры ветра-времени или протекания времени. Она приносит с собой свою темпоральность. Когда она вырывается наружу, действие больше не относится к категориям высокой или низкой скорости, оно проходит не быстрее и не медленнее, чем действие противника, оно просто-напросто оказывается в другом времени.

— На нее нет контрприема, не так ли? Она свершается еще до того, как ты успеешь ее прожить?

— Почему же, на нее есть ответ, Караколь, — другая живость. Это называется полихронным боем, каждый из противников наносит ответный удар посредством временных проломов.

— Но разве кто-то в состоянии вести бой на таких оборотах?

— Среди людей нет, насколько мне известно. А вот автохроны могут, и наверняка некоторые животные тоже, такие как ежели, ибо, поскольку… Ну и глифы, разумеется.

На этом я решительно встал и откланялся. Ежели, ибо, поскольку? Для него это все звери? Что он еще придумает горсам на смех? Глифы? Не знаю, чего он там налакался


571


или накурился, но пили мы с ним явно не вместе, ну или не в одной и той же петле пространства-времени. Его приходы идиотизма меня, во всяком случае, явно не прошибли (такое только Караколю не на свежую голову могло понравиться).


π Когда пришел Голгот, наш круг расступился, чтобы он мог поближе подойти к трупу. Он на него посмотрел как ни в чем не бывало и просто заметил вслух:

— Из Движения чел.

— Это что, по лицу видно?

— По ранам. Чтоб после такого боя с макакой в противниках у чувака кровь не хлестала изо всех дыр, такое не частяк случается. Я этого типа знаю.

— Кто это?

— Брательник его.

— Чей его?

— Брат пацана, с которым у меня должно было быть состязание по трассировщице, когда мне на счетчик десяток лет накапало. Того, который утром не проснулся. Они были близнецы. Настоящие. Как вода друг с другом связанные.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги