Ordeals of the Love (СИ)

Но также эта тьма, которая поселилась в его ученице, эта порочность и грешность, манила его к ней. Ему нравилась такая Санса. Такая на вид уверенная, хладнокровная. Мысль о том, что он был её учителем и многими вещами она научилась у него, грела его темную душу, как огонь в холодную ночь заблудившегося странника.

«Мне надо с ней поговорить», - решил про себя Мизинец. Он знал, что она в Богороще, тот же доверенный человек сообщил ему об этом.

Наверное, сейчас она пытается свыкнуться со всем произошедшим. Пытается справиться со всем, что навалилось на неё. Совсем одна. В зимнюю стужу покинутая всеми.

И снова перед его взором всплыл её образ. Её бледное лицо, её ослепляющие волосы, её глубокие глаза, её пухлые губы и её тихий голос…

Вдруг он почувствовал острое желание прийти к ней. Помочь справиться со всем навалившемся. Стать для неё опорой. Но для этого нельзя было медлить. Почему медлить было нельзя, Петир и сам не знал. Но сама эта мысль крепко засела в его сознание, заставив безоговорочно поверить в её правильность.

Пересмешник, следуя порыву эмоций, на скорую руку накинул на себя плащ и быстро вышел на морозный воздух.

Всю дорогу до Богорощи лорд слышал лишь свое участившееся сердцебиение и чувствовал сбивающую мысли пульсацию в висках.

========== II. Признание. ==========

Грубым дается радость,

Нежным дается печаль.

Мне ничего не надо,

Мне никого не жаль

— Сергей Есенин

Зима. Полдень. Частый снег неспешно и осторожно опускается на землю, покрывая всю поверхность шелковым белоснежным ковром. Морозный воздух щекочет кожу, оставляя легкий румянец на лицах не спрятавшихся в домах людей. Временами появляющийся холодный зимний ветер пробирает до костей, заставляя невольно поежиться.

Винтерфелл. Шум. Гам. Работа идет полным ходом. Слышны чьи-то крики, возгласы, ругань и брань. Люди повсюду, нигде в замке не найти уединённого уголка. Только в крипте. Но там еще холоднее. Еще мрачнее. Еще больнее. Слишком много родных людей погребено там. Слишком много воспоминаний всплывают из дальних уголков сознания.

Богороща. Тишина. Покой. Умиротворение. Здесь никого нет кроме неё. Нет людей. Нет лишнего шума. Здесь не так больно. Не так много навязчивых воспоминаний.

Она сидит у Чардрева, пытаясь свыкнуться со всем, что произошло. Слишком много случилось за столь короткий срок.

Только пару дней назад она находилась в полнейшей неуверенности в завтрашнем дне. В волнении. В страхе. В тщательно скрываемом ужасе. В гневе. В ярости на своего обидчика. В обиде на предателя. И одновременно она была рада встречи с братом. С Джоном. С её, возможно, единственным близким человеком. Пусть она и не чувствовала себя в полной безопасности, но с ним она была спокойна, насколько это было возможно в сложившийся тогда ситуации. Она столько чувствовала. Столько чувств захлестывали её одновременно. Тогда она была живой. Она чувствовала себя живой.

А сейчас она не чувствовала ничего. Ничего. Лишь пустоту.

Всепоглощающую пустоту внутри себя, затянувшую в себя все ранее испытуемые чувства.

Надолго ли?

Неуверенность, казалось, заменило равнодушие. Волнение, страх и ужас ушли в небытие. А гнев и ярость, словно свечи, угасали с каждым днем. Чувствовала ли она радость? Может быть, слегка уловимую. Она ощущала внутри себя пустоту, некое равнодушие и… холод? Может быть, это была внутренняя хладнокровность, может, это было её холодное сердце, а, может быть, ледяная жестокость. Она не знала. И её это приводило в ужас. Её пугали эти изменения.

Она больше не была невинной. Больше нет. Она пересекла черту дозволенного. На её руках кровь. И её не отмыть. Её душа запятнана тьмой. И её не отчистить.

Она лишила человека жизни. Нет, он не был человеком. Он был монстром. Он заслужил свою смерть. Он отнял её непорочность. Он мучил и причинял ей боль каждый день. Каждый чертов вечер. Каждую проклятую ночь. Он заставлял её страдать десятки раз. Проливать слезы. Молить о пощаде.

Он наслаждался своей властью. Своей силой. И особенно Болтон наслаждался её болью. Её мольбами. Он всегда смеялся ей в лицо, когда она умоляла его остановиться. Пощадить её. Он злобно смеялся. Каждый раз. Даже сейчас она слышит его хохот. Его дьявольский смех.

Она напоминает себе, что он мертв. Что она убила его. Она вспоминает его последние мгновения жизни. Его крики. Эти крики были для неё музыкой. Она видела, как псы разрывают его плоть. Разгрызают кости. Сжирают его лицо. Она наслаждалась каждой секундой его адской агонии. Его муками. Было так приятно смотреть на его страдания. Но еще приятнее было осознавать, что эти страдания она принесла ему.

Конечно, это было неправильно. Это было жестоко. Но ужасней всего было осознание того, что он был прав.

Он стал её неким создателем. Он создал в ней эту темную сторону.

Или пробудил?

Он стал её частью. Он навсегда останется в ней, как демон. В воспоминаниях. В темных мыслях. В ужасных поступках. Навсегда.